Конфессиональная политика определение по истории. Концепция государственной религиозной политики российской федерации. Взаимовлияние и взаимные функции политики и религии

Религиозные идеи в целом, без привязки к конфессиям, играют заметную роль в повседневной жизни бразильцев, зачастую определяя их политическое и электоральное поведение.

Бразилия – религиозная страна, в которой долгое время, до 1891 года, католицизм был государственной религией, и даже после провозглашения секулярного сосуществования церкви и государства католическая церковь продолжала оказывать существенное влияние на политическую жизнь. В настоящий момент в Бразилии порядка 8–14% населения не определили себя как религиозных людей, а оставшиеся более 80% относят себя к той или иной конфессии.

Согласно результатам недавнего опроса Datafolha , среди верующих порядка 19% учитывают мнение лидера своей церкви в ходе голосования на выборах разных уровней. Этот показатель выше среди протестантов – 26%, и особенно среди пятидесятников – 31%. Конечно, полученные данные совершенно не означают, что верующие голосуют «по указке» приходов, однако они дают представление о логике религиозного влияния в Бразилии. Этот же опрос, кстати, продемонстрировал, что религиозный кандидат в президенты – неважно, католик или протестант – имеет значительно больше шансов на успех, чем убежденный атеист (за последнего никогда бы не проголосовало 52% опрошенных).

Религия проникает в бразильскую политику также через партии, определяющие свою идеологическую базу как христианскую или, в более широком смысле, гуманистическую. Для России это явление не характерно, а вот в Бразилии насчитывается как минимум пять партийных образований, которые включили христианские ценности в основу своих идейных платформ: Христианская рабочая партия, Социал-христианская партия, Социал-демократическая христианская партия, Гуманистическая партия солидарности и Республиканская партия Бразилии. Надо заметить, что список приверженцев религиозных идей, разумеется, не ограничивается этими партиями, политики и чиновники могут принадлежать к любой партии, но иметь вполне определенные религиозные убеждения, транслируемые на публике.

В последние годы в политическом пространстве все заметнее становится тенденция, уже очевидная в пространстве религиозном: католики медленно, но верно уступают место другим религиям, в особенности, протестантам, среди которых уверенно лидируют пятидесятники. Евангелисты умело перехватывают консервативную, а иногда и ультраконсервативную повестку, и, что важнее, довольно успешно кооперируются для работы по этой повестке. Несколько лет назад они даже создали «Евангелистский парламентский фронт» , действующий в обеих палатах Конгресса и объединяющий представителей различных партий по принципу религиозной принадлежности. По разным подсчетам, он объединяет до 198 депутатов нижней палаты Конгресса, причем некоторые даже не являются прихожанами протестантских церквей. Интересно, кстати, что среди депутатов есть и пастыри. Большинство депутатов «Евангелистского парламентского фронта» принадлежат к таким церквям, как «Ассамблеи Бога», «Христианские конгрегации Бразилии», «Всемирная Церковь «Царство Божие»», а также к баптистской церкви. В топе обсуждаемых тем – аборты, эвтаназия, однополые браки, гендерные проблемы, институт семьи.

Другая сторона религиозной составляющей политической жизни Бразилии – это дискриминация. Хотя в целом Бразилия считается страной толерантной, в том числе в расово-религиозном смысле, показатели терпимости в отношении миноритарных религий все же далеки от идеальных. По данным Госдепартамента США , каждый год выпускающего обзор уровня религиозной свободы в странах мира, Бразилия в целом соблюдает права граждан на выбор вероисповедания и прикладывает усилия к минимизации случаев дискриминации. Однако наблюдается устойчивая линия на негативное и зачастую агрессивное отношение к исповедующим афро-бразильские религии, в частности, кандобмле и умбанда.

Подавляющее большинство зарегистрированных случаев дискриминации по религиозному признаку касались именно афро-бразильских религий, порядка 70%. Вокруг этих культов немало слухов и предубеждений, а священников и прихожан нередко ассоциируют с колдунами, шаманами и черной магией. Известны случаи нападений на верующих, поджогов церквей, актов вандализма. Не всегда, но относительно часто агрессия сопровождается и расовой нетерпимостью.

Проблематика конфессиональной дискриминации имеет прямое отношение к политике, и это хорошо понимают на государственном уровне в Бразилии. За последние годы был предложен целый ряд инициатив, направленных на искоренение религиозной и расовой нетерпимости, включая создание горячей линии, организаций по защите прав жертв религиозного притеснения, структур для продвижения идей мультикультурализма и уважения ко всем религиям и др. Среди предпринимаемых мер надо особо отметить создание платформ для межконфессионального диалога при участии самых разных религиозных групп и представителей государственных институтов.

Как ни странно, но в XXI веке можно констатировать, что религиозная повестка возвращается в Бразилию. Экспансия новых тяжеловесов религиозно-политического пространства – протестантов и в особенности пятидесятников – станет определяющим трендом в религиозной сфере Бразилии в ближайшие годы. Обладающие ресурсами и влиянием протестанты, вероятнее всего, серьезно потеснят традиционного игрока – католическую церковь. Неизвестной переменной пока остается реакция католического сообщества: станет ли оно сопротивляться смещению с пьедестала или попробует использовать конкурентов в своих интересах?

Вопрос о соотношении религии и политики в обществе - не простой. Что есть политика? Единого определения этого понятия не существует. Древнегреческий философ Платон считал, что политика - это искусство жить вместе; социолог М.

Вебер определял политику как стремление к участию во власти; известный немецкий государственный деятель и дипломат Бисмарк - как искусство возможного. С одной стороны, политика упорядочивает общественную жизнь, регулирует отношения в социально дифференцированном обществе. С другой стороны, стержень политики составляет власть, а стремление различных социальных групп и отдельных индивидов к участию в осуществлении власти приводит к тому, что сфера политики - это сфера политической борьбы, конфликтов и конкуренции.

Как уже было указано выше, религия также играет регулятивную функцию в обществе, стремясь обеспечить равноправное и мирное сосуществование людей, различающихся по социально-статусным и имущественным позициям. Первобытные люди, исповедовавшие культ неба и земли, поклонявшиеся тотемам прародителей рода, признавали власть сверхъестественных сил. Во многих религиях, например в христианстве, можно проследить связь идеи политической власти с властью церковной, она воплощается в идее божественного направления дел человеческих. На протяжении веков для традиционных мусульманских государств было характерно полное сращивание государственной и церковной власти. Глава государства (халиф, падишах) считался преемником пророка Мухаммеда, высшее духовенство играло роль политических советников, а уголовное и гражданское право было основано на религиозных законах - шариате. Таким образом, все сферы жизни общества - семья, культура, правовые отношения, политика - подвергались вмешательству со стороны ислама. Чем более значительную роль играл в жизни страны религиозный фактор, тем более сильное влияние он оказывал и на отношения государства и церкви.

Можно выделить три основных исторических типа отношений церкви и государства. 1.

Верховенство государственной власти над церковной. Так, например, в XIV в. по приказу французского короля Филиппа IV резиденция римских пап была перенесена в город Авиньон, располагавшийся на территории Франции, папство использовалось французскими монархами в политических целях. Этот период, длившийся с 1309 по 1377 г., носит название «Авиньонское пленение». 2.

Подчинение государства церковным учреждениям. В традиционных исламских государствах мусульманское духовенство выполняло светские функции, полностью контролируя политическую сферу. 3.

Взаимное невмешательство государства и церкви. Такая ситуация характерна для большинства стран современной Западной Европы.

В современном западном обществе государство и церковь сосуществуют параллельно друг другу. Религия способствует обоснованию и поддержанию общественных ценностей, в том числе и политических, что влияет на отношение общества к закону и власти.

Церковные институты могут представлять интересы отдельных социальных групп, способствовать усилению их влияния. Религиозные организации принимают участие в политическом процессе через активную идеологическую деятельность. Такая взаимосвязь религии и политики обусловлена тем, что для большинства людей религиозная вера является частью национальной культуры и неотделима от образа жизни и основ социально-политического устройства общества.

В современном мире речь может идти о трех основных формах взаимодействия религии и политики.

Во-первых, об использовании религии в политических целях. Например, в 1991 г. иракский лидер Саддам Хусейн мотивировал нападение на Кувейт тем, что королевская семья Кувейта ведет себя не в соответствии с нормами ислама.

Во-вторых, о влиянии религии на политику в рамках установленных законом или общепринятых процедур. В Западной Европе церковь стремится влиять на законодательство через общепринятые демократические каналы. В таких государствах, как Испания, Португалия, Италия церковь полемизирует с государством по вопросам семьи и образования.

В-третьих, о сакрализации политических институтов. В качестве примера можно привести Японию, где национальная религия - синтоизм - является духовной основой японских политических институтов.

В современном мире религия все еще продолжает выполнять функции, сходные с функциями идеологии, что приводит к ее политизации. Однако это не всегда означает, что общество становится более религиозным. Очень часто, особенно в странах третьего мира, недовольство социально-экономическими или политическими реалиями выражается в форме религиозных волнений, направленных на достижение некоей высшей справедливости. В этих случаях религия может выступать альтернативой таким идеологиям современности, как консерватизм, либерализм или социализм. Как уже было сказано выше, религиозная вера представляет собой органичную часть национальной культуры. Процессы глобализации, которые зачастую способствуют вестернизации традиционных обществ, могут приводить к усилению тенденций национализма, способствующих сохранению самобытной культуры; религия в таких случаях становится важной частью националистических программ.

Эти особенности общественного развития приводят к тому, что религиозный фактор все чаще играет важную роль как во внутренних, так и в международных конфликтах. Что лежит в основе таких явлений, как средневековые Крестовые походы или террористические акты современных исламских фундаменталистов? На первый взгляд, в основе этих агрессивных действий лежит религиозная вера. Значит ли это, что в религии изначально содержатся нормы и предписания, призывающие к насилию и экспансии? Мировые религии, т. е. буддизм, христианство и ислам в их классическом варианте, основаны на терпимости и человеколюбии, они не призывают напрямую к борьбе с инакомыслящими. Однако религия и церковь обладают особыми возможностями воздействия на мировоззрение и поведение верующих. Истолкование божественных заветов - монополия священнослужителей, и такая монополия часто приводит к тому, что наибольшее внимание уделяется одним догматам в ущерб другим. Например, исламские фундаменталисты используют понятие джихад для обозначения войны с неверными во имя распространения мусульманской веры. Однако с арабского языка джихад переводится как «усилие». Если в первые века распространения ислама джихад действительно трактовался как война, причем война оборонительная, то начиная с XIV в. концепция джихада усложняется: наивысшим проявлением считается джихад духовный, т. е. внутреннее самосовершенствование на пути к Аллаху. Таким образом, джихад можно истолковать и как обоснование приложения максимальных усилий для процветания государства, и как оправдание для терактов - все зависит от политических задач того или иного лидера.

Конечно, нельзя отрицать тот факт, что в исламе изначально заложены прозелетизм4 и определенная агрессивность в вопросах распространения веры. Эти особенности ислама способствуют использованию его в качестве политической платформы. Буддизм, напротив, носит сугубо мирный характер. В нем, в отличие от ислама и христианства, не разрабатывается единый мировой порядок божественного происхождения. Однако корни печально знаменитой японской секты «Аум Синрикё», в 1995 г. совершившей теракт в токийском метро, изначально уходят в буддизм. Основатель секты Сёко Асахара ставил перед собой цель захватить власть сначала в Японии, а затем и по всему миру. «Мирный» характер буддизма опровергается и некоторыми буддоло- гами-востоковедами: в канонических буддистских текстах можно найти оправдание необходимости и справедливости захватнической политики.

Немецкий философ К. Шмитт в своем определении политики указывал, что политические действия и мотивы можно свести к различению друга и врага. Политический враг не всегда морально зол, но всегда представляет собой чуждое, иное. Используя религиозную веру и религиозные символы, можно придать сакральность любому политическому конфликту, что, в свою очередь, приводит к сакрализации врага, делает его воплощением вселенского зла. Таким образом, именно религиозный фактор становится одним из наиболее удобных при использовании в политических целях для оправдания насилия и агрессии.

Публикуемый ниже текст представляет собой первую и основную часть "Концепции государственной религиозной политики Российской Федерации", разработанной на кафедре религиоведения Российской академии государственной службы при Президенте Российской Федерации в ноябре-декабре 2003 года. Редакционная группа: О.Ю. Васильева, заведующая кафедрой религиоведения РАГС, А.В. Журавский и А.И. Кырлежев, сотрудники кафедры. (Полный текст, помимо публикуемой основной части, включает историческую и справочную части.)
Документ предоставлен порталу "Религия и СМИ" кафедрой религиоведения РАГС.

КОНЦЕПЦИЯ
ГОСУДАРСТВЕННОЙ РЕЛИГИОЗНОЙ ПОЛИТИКИ
РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ

Введение

Концепция государственной религиозной политики Российской Федерации представляет собой систему взглядов на цель, задачи, принципы и основные направления эффективной политики в сфере государственно-конфессиональных отношений, свободы совести и вероисповедания с учетом многообразия форм присутствия религии в обществе.
Концепция основывается на признанных Российской Федерацией принципах и нормах международного права, международных договорах Российской Федерации, Конституции Российской Федерации, федеральном Законе "О свободе совести и о религиозных объединениях" (1997), других нормативных правовых актах России, а также Концепции национальной безопасности Российской Федерации (2000).
Необходимость выработки концептуальных оснований религиозной политики Российского государства обусловлена ростом значения религиозного фактора в современных политических процессах, в жизни общества и граждан, а также тем, что ряд российских конфессий сформулировали в своих социальных доктринах религиозное понимание государственно-конфессиональных отношений.
Концепция учитывает федеративный характер Российского государства, культурное и религиозное многообразие России.

Определение и основные категории религиозной политики

Религиозная политика есть система действий светского государства в сфере государственно-конфессиональных отношений и реализации свободы совести и вероисповедания с учетом многообразия форм присутствия религии в обществе.
"Российская Федерация – светское государство. Никакая религия не может устанавливаться в качестве государственной или обязательной. Религиозные объединения отделены от государства и равны перед законом" (Конституция РФ, ст. 14).
Светскость государства означает, что государство:

не использует в качестве официальной никакую религиозную идеологию;
обеспечивает равные права граждан на реализацию свободы совести и вероисповедания, так как не ассоциирует себя ни с какой религией.

Государственно-конфессиональные отношения – это часть религиозной политики государства, представляющая собой совокупность взаимодействий государственных органов, с одной стороны, и религиозных объединений (включающих зарегистрированные в законном порядке религиозные организации и не зарегистрированные религиозные группы), с другой.
Государственно-конфессиональные отношения регулируются Конституцией РФ, Законом РФ "О свободе совести и о религиозных объединениях" (1997) и другими международными и российскими законодательными актами в части, касающейся правового, имущественного и иных статусов религиозных объединений.
Помимо государственно-конфессиональных отношений религиозная политика включает в себя акции и реакции государства на различные проявления религиозности , как индивидуальной, так и общественной.
Религиозность есть качество индивида и группы, выражающееся в совокупности религиозных свойств сознания, поведения, отношений.
Общественное проявление религиозности – это присутствие в общественном пространстве, непосредственное и опосредованное влияние на общественное и массовое сознание религиозных представлений, символов, нравственных норм, социокультурных традиций, обрядовых предписаний, а также религиозных доктрин, касающихся социально-политического, культурного, национального развития общества и государства.
Проявления религиозности в общественном сознании не противоречат принципу, согласно которому религия отделена от государства, но не отделена от гражданского общества. Государство со своей стороны способствует формированию условий для самоорганизации гражданского общества, в развитии которого принимают участие как светские, так и религиозные сообщества, религиозные и нерелигиозные члены российского общества.
Осуществление эффективной религиозной политики светского государства предполагает различение светского и религиозного.
Светское (секулярное) – это понятие, с помощью которого явления общественной, политической и культурной жизни характеризуются как нерелигиозные, то есть такие, в которых религиозный фактор не является определяющим.
Религиозное в широком смысле – это понятие, которое охватывает как собственно религиозные явления (исповедание религиозной веры, совершение религиозных ритуалов, распространение религиозных учений и представлений, религиозное воспитание и т.д.), так и явления, для которых религиозный фактор является определяющим (религиозная культура, религиозная философия, религиозное искусство, религиозное право, религиозная мораль, религиозный быт, религиозные символы) или вспомогательным (связь религиозного и этнического, религии и культуры).
Секуляризм есть система представлений (или идеология), согласно которым проявления религиозности должны быть ограничены рамками частной жизни граждан и деятельности религиозных объединений.
Клерикализм есть идеология (и практика) вмешательства религиозных деятелей и конфессиональных институтов в осуществление государственной политики, борьба за присвоение ими властных полномочий, принадлежащих представителям государственной власти.
В своей религиозной политике государство осуществляет согласование , а не противопоставление светского и религиозного, не допускает использования в качестве официальной идеологии секуляризма или клерикализма.

Цель и задачи религиозной политики государства

Целью религиозной политики государства является создание благоприятных условий для позитивного, неконфликтного развития религиозной жизни в стране и укрепления стабильности российского общества.
Религиозная политика направлена на обеспечение фундаментальных, международно-признанных прав граждан на свободу совести и вероисповедания, а также на сохранение и развитие исторически сформировавшихся религиозных традиций народов России.
Религиозная политика государства осуществляется в национальных интересах Российской Федерации, ради блага ее граждан и общества в целом и с целью противодействия угрозам национальной безопасности России. Национальные интересы России, в данном случае, заключаются в соблюдении прав человека , сохранении и развитии религиозных традиций народов России и в укреплении Российского государства.
Религиозная политика Российской Федерации строится с учетом того, что развитие новой российской государственности происходит в контексте мировых, глобальных процессов и вызовов современности.

Задачи религиозной политики
В правовой сфере:

обеспечение конституционного права личности на свободу совести и свободу вероисповедания;
совершенствование законодательства в области реализации свободы вероисповедания;
приведение в соответствие федерального и регионального законодательств с учетом особенностей религиозной ситуации в субъектах Российской Федерации;
регистрация религиозных объединений и контроль за их уставной деятельностью.

В культурной сфере:

учет федеральными и региональными органами государственной власти, осуществляющими религиозную политику, этнокультурного и религиозного многообразия России;
защита духовно-нравственного и культурного наследия народов России, исторических религиозных традиций;
осуществление мер, направленных на наиболее полную реализацию духовного, нравственного и миротворческого потенциала религиозных традиций народов России.

В социально-политической сфере:

осуществление мер по утверждению в обществе уважительного отношения к чувствам верующих и неверующих, толерантности и веротерпимости;
создание условий для социализации религиозности и религиозных сообществ;
осуществление социального партнерства государства и религиозных объединений в целях содействия общественно значимой деятельности конфессиональных сообществ;
реализация эффективных мер по "противодействию проявлениям религиозного экстремизма и культурно-религиозной экспансии" (в соответствии с Концепцией национальной безопасности РФ), осуществляемой с территорий иностранных государства;
предотвращение распространения в информационной сфере материалов, направленных на разжигание межрелигиозной розни, пропаганду идей религиозного экстремизма, нетерпимости и антисоциальной деятельности.

Методологические основания религиозной политики

Религиозная политика государства вырабатывается с помощью трех методологических подходов к сфере религиозности: правового, культурологического, социологического .
Использование трех взаимодополняющих методологических подходов позволяет учитывать многообразие форм присутствия религии в обществе. Формируя свою религиозную политику, государство различает религиозные объединения, действующие в правовом поле, разнообразные проявления религиозности в социальной, политической сфере и религиозную составляющую культурных традиций народов России.
Через правовой подход государство обеспечивает реализацию конституционных прав граждан на свободу совести и вероисповедания и регулирует отношения с религиозными объединениями в соответствии с нормами светского права. В данном случае религия определяется посредством закрепления в законе:

права граждан иметь и распространять религиозные и иные убеждения и действовать в соответствии с ними;
свойств религиозной организации и религиозной группы: наличие вероисповедания, совершение богослужения и других религиозных обрядов и церемоний, обучение религии и религиозное воспитание своих последователей.

Культурологический подход позволяет государству выявить религиозную составляющую в культурных традициях народов России, определить религию как культурную традицию (доминирующую в общероссийском или региональном масштабе) или как культурную инновацию.
Культурологический подход выявляет религиозное в его сопряженности с этнокультурным, позволяет увидеть сложную взаимозависимость различных факторов: религиозного, этнического, культурного. В рамках этого подхода государство учитывает сложную иерархию идентичностей человеческой личности. При таком подходе становится понятным феномен культурной сопричастности к религии.
В своей религиозной политике государство учитывает, что помимо культурных традиций, имеющих длительную историю, на территории Российской Федерации существуют и развиваются формы религиозности, являющиеся новыми (инновационными) для народов России религиозными субкультурами (таковы, например, новые религиозные движения иностранного и российского происхождения, неопротестантские деноминации и неоориенталистские религиозные течения).
Субкультура – это система норм и ценностей, которая отличает культуру определенной группы от доминирующих культур. Под религиозной субкультурой понимается общность (община, система общин), членов которой объединяют мировоззренческие установки, нравственные представления, поведенческие ориентиры, способы внутри- и внеобщинных отношений, языковые особенности, формируемые под определяющим воздействием религиозного учения и практики.
В своей религиозной политике государство учитывает, что религиозные субкультуры могут быть как традиционными для России (например, старообрядчество), сопряженными с этнокультурным фактором (например, языческие традиции народов России), так и новыми. В свою очередь, новые религиозные субкультуры могут быть российского или иностранного происхождения.
Признавая вклад доминирующих религиозных культур, государство уважает религиозные субкультуры как традиции меньшинства, чьи права должны быть защищены в соответствии с ценностями демократического и правового государства.
В своей культурной и образовательной политике государство учитывает вклад религиозных традиций народов России в общенациональную культуру. В рамках культурологического подхода государство осуществляет меры по сохранению и использованию, совместно с религиозными объединениями, исторических и культурных памятников религиозного происхождения.
Социологический подход позволяет государству учитывать проявления религиозности в общественной жизни, в том числе в политической сфере. В рамках этого подхода государство также реагирует на проявления религиозности в сфере общественно-религиозных отношений, то есть в сфере отношений между общественными организациями и религиозными объединениями.
В сфере общественно-религиозных отношений, в частности, осуществляется обсуждение религиозных представлений по социально-политическим вопросам, выработанных в социальных доктринах религиозных организаций.
Проявления религиозности, опознаваемые через социологический подход, имеют место:

в информационной сфере (как в светских СМИ, публикующих материалы о религии, так и в конфессиональных СМИ);
в светских (государственных, муниципальных и негосударственных) образовательных учреждениях (лицеях, гимназиях, школах);
в идеологии и деятельности политических и общественных организаций;
в общественных мероприятиях религиозного, общественно-религиозного и религиозно-политического характера, инициированных гражданами или общественными объединениями (фестивали, демонстрации, конференции, митинги, публичные дискуссии и пр.).

Данный подход позволяет государству содействовать:

реализации социального партнерства государства и религиозных объединений в целях содействия общественно значимой деятельности конфессиональных сообществ;
позитивной деятельности религиозных сообществ и отдельных верующих по совместному с обществом противодействию деструктивным, антисоциальным (в том числе экстремистского характера) проявлениям религиозности;
предотвращению распространения материалов, направленных на разжигание межрелигиозной розни, пропаганду идей религиозного экстремизма, нетерпимости и антисоциальной деятельности;
социализации религиозности.

Социализация религии как комплексная задача религиозной политики государства

Государство признает в качестве угроз национальной безопасности, общественной стабильности и правам человека следующие тенденции и процессы деструктивного характера:

межрелигиозные конфликты и разжигание межрелигиозной розни;
нарушение прав граждан РФ со стороны некоторых религиозных организаций и групп;
использование религиозного фактора в политических целях движениями изоляционистского, сепаратистского и экстремистского характера;
негативное влияние отдельных иностранных религиозных организаций и миссионеров, культурно-религиозную экспансию, осуществляемую с территорий иностранных государств, и проявления религиозного экстремизма внутри страны (согласно Концепции национальной безопасности РФ).

Государство сознает, что эффективная борьба с этими негативными и деструктивными явлениями возможна только в условиях консолидации общества, при широком и конструктивном участии в этом процессе религиозных объединений и верующих граждан.
Для обеспечения общественной стабильности и позитивного неконфликтного развития религиозной жизни в стране государство в рамках своей религиозной политики создает условия для социализации религиозности и религиозных сообществ.
В рамках осуществления религиозной политики социализация религии . понимается как система действий государства, направленных на создание условий для вовлечения религиозных сообществ и верующих граждан в построение гражданского общества, для преодоления религиозного изоляционизма, экстремизма, клерикализма и других негативных тенденций, для утверждения толерантности и веротерпимости в светской и религиозной среде.
Одним из способов социализации религии является установление социального партнерства государства и конфессий, а также религиозных, межрелигиозных и общественных организаций. Целью такого социального партнерства является укрепление общественной стабильности посредством реализации духовно-нравственного и миротворческого потенциала религиозных традиций народов России, религиозных объединений и граждан.

Факторы и условия эффективной религиозной политики государства

Эффективность религиозной политики Российского государства обеспечивается ориентированностью на соблюдение демократических принципов, прав и свобод граждан, а также на защиту национальных интересов и укрепление общественной стабильности.
Необходимыми условиями эффективной религиозной политики являются:

разработка категориального аппарата, а также методики для анализа и оценки современных религиозных процессов в России;
системный подход к выработке инструментов и механизмов религиозной политики государства;
согласование и координация решений, принимаемых на федеральном и региональном уровнях;
единый центр выработки религиозной политики и ее конкретных инструментов;
информационно-аналитическое и экспертное обеспечение религиозной политики государства;
эффективная кадровая политика, в том числе в области повышения квалификации государственных служащих, занятых в реализации религиозной политики;
обеспечение государством возможности прямого диалога религиозных объединений и государственной власти;
межрелигиозное взаимодействие (на федеральном и региональном уровне), направленное на социально значимую деятельность и укрепление согласия и стабильности в обществе.

Речь идет о создании законодательной базы, которая не только предопределяет нарушения основных прав и свобод человека в РФ, но и стимулирует национально-религиозную напряженность, углубление расслоения людей по отношению к мировоззренческим ценностям, иных деструктивных процессов.

Более того, все эти факторы способствуют тенденции к изменению конституционного строя России.

Современная ситуация в сфере свободы совести сложилась под влиянием ряда взаимозависимых и взаимовлияющих факторов, среди которых следует выделить следующие:

Научная неразработанность;

Политические интересы власти;

Экономические интересы религиозных конфессий.

Вследствие научной неразработанности данной проблематики и неразвитости вышеупомянутых конституционных принципов как правовой категории российское законотворчество в этой сфере посвящено исключительно свободе вероисповеданий. Конституционное право каждого на свободу совести упоминается повсеместно лишь в качестве декларации, фактически находясь вне правового поля.

Таким образом, законодательство, которое по логике должно быть направлено на реализацию свободы мировоззренческого выбора, подменяется "специальным религиозным" для регулирования деятельности религиозных объединений. Религиозные объединения традиционно являются объектом политических интересов и "специального" контроля со стороны власти как в России, так и во многих государствах мира, вследствие чего в результате правоприменения данного "специального" законодательства не только нарушаются права верующих и религиозных меньшинств, но и размывается целый ряд демократических принципов, составляющих основу конституционного строя.

Анализ реальной ситуации показывает, что "официальная" наука и законотворческий процесс, при заинтересованном согласии "традиционных" конфессий и молчаливом иных, находится под контролем власти, подводя некую научную базу под ее антиконституционную политику в сфере свободы совести.

Основу научного обоснования реальной политики государства в данной сфере призвана составить концепция отношений государства с религиозными объединениями.

Прежде всего вызывает сомнения корректность самой постановки проблемы формирования концепции государственно-конфессиональных отношений относительно к задачам реализации конституционных принципов в сфере свободы совести.

Дело в том, что ни в Конституции РФ, ни в нормах международного права, являющихся приоритетными для правовой системы России, ничего не говорится о государственно-конфессиональных отношениях и государственной вероисповедной политике как самодостаточных явлениях. Более того, подтверждая приверженность общепризнанным принципам и нормам международного права, Конституция РФ декларирует в качестве правовой основы принципы свободы совести каждому (ст. 28), светскости государства и равенства религиозных объединений перед законом (ст. 14), равенства прав и свобод гражданина независимо от отношения к религии, убеждений (ст. 19) и ряд других принципов, имеющих значение только во взаимной связи.

Скорее всего отношения демократического правового государства, поставившего в качестве цели построение открытого гражданского общества, должны строиться с религиозными объединениями на общих с иными общественными некоммерческими объединениями правовых основаниях.

Несмотря на отсутствие принципиальных различий, проект религиоведов РАГС с научной точки зрения выглядит более корректно по сравнению с проектом Института государственно-конфессиональных отношений и права и Главного управления Министерства юстиции по г. Москве. По крайней мере в концептуальных основах РАГС добротно осмыслен и обобщен исторический опыт, имеющий отношение к данной сфере.

Но, к сожалению, данный проект не всегда адекватно отражает проблемы дня сегодняшнего и никак не устремлен в будущее, в чем, кстати, должна заключаться задача любой концепции.

Основным недостатком, который допустили разработчики из РАГСа, на наш взгляд, является сведение проблемы обеспечения свободы совести лишь к вероисповедной политике государства посредством государственно-конфессиональных отношений.

Таким образом, права каждого индивида на свободу совести отданы на откуп интересам власти и церковной бюрократии - структурам, имеющим свои корпоративные интересы, не всегда совпадающие с интересами общества.

В первом разделе "Цель, принципы и методы осуществления вероисповедной политики" вслед за Конституцией РФ декларируется ряд основных принципов осуществления политики государства в сфере свободы совести.

Среди методов "осуществления политики государства в сфере свободы совести и вероисповедания" наряду с не вызывающими возражений "неукоснительным соблюдением законодательства РФ всеми государственными органами и должностными лицами" и "устранением внутренних противоречий в федеральном законодательстве" предлагается создание "механизма проведения единой государственной вероисповедной политики на всех уровнях власти", фактически подменяющего собой механизм реализации права на свободу совести.

В то же время во второй раздел "Основные понятия" авторы включили исчерпывающий вариант определения конституционных понятий "свобода совести" и "светское государство". Однако эти понятия теряют значительную часть содержания при рассмотрении таких категорий, как "вероисповедная политика" и "отношения государства и религиозных объединений". Происходит смешение и подмена понятий.

С помощью вероисповедной политики невозможно обеспечить свободу совести "каждого" индивида. В идеале вероисповедная политика может быть направлена на обеспечение религиозной свободы, но никак не свободы совести. Но с ее помощью нельзя добиться и религиозной свободы, так как невозможно обеспечить права и свободы одним (верующим), игнорируя интересы остальных.

Проблема в том, что вероисповедная политика вполне допускает использование религии в политических целях. А может, она только для этого и нужна? В этом случае религия превращается в идеологию, что, как правило, сопровождается определенными религиозными пристрастиями (симпатиями и антипатиями) властных групп и в конечном счете всегда заканчивается вмешательством во внутренние дела религиозных объединений, в жизнь верующих граждан.

Подобные факты уже неоднократно были в нашей истории и всегда способствовали дестабилизации общества. Таким образом, вероисповедная политика (равно как и атеистическая) по своему определению не способствует реализации конституционного принципа свободы совести.

Характеризуя "Современные процессы в религиозной сфере жизни российского общества" (третий раздел), авторы справедливо указывают на возникновение принципиально новой религиозной ситуации, характеризующейся ростом религиозности населения и увеличением числа религиозных объединений.

Однако конфессиональное многообразие не получило оценки в качестве естественного процесса, характерного для всего мира, рост которого является закономерным.

Вызывает сомнение и положение о дестабилизирующем воздействии на религиозную ситуацию "широкое проникновение религиозного влияния из-за рубежа". Очень странно и противоречиво звучат на фоне деклараций "конфессионального нейтралитета" такие тезисы, как "практически не ограниченная законом свобода религиозной деятельности и фактическое самоустранение государства из этой сферы".

Очевидно, что речь идет об отсутствии "специального" контроля и регламентации мировоззренческой сферы, которых, на наш взгляд, в принципе не должно быть в демократическом правовом государстве.

И уж совсем не разъясняется, что означают слова "дезинтегрировать духовное единство ее народов, привить чуждые им духовные стандарты и ценности, а также преследовавшим: разведывательные и иные цели". Интересно сколько разведывательных организаций и лиц действует на территории России под видом религиозных.

И почему до сих пор ФСБ никого не арестовала? Наверное, таких лиц не больше, чем людей, приезжающих с туристическими, научными и культурными целями.

Далее по тексту: "... Представители традиционных религий и некоторые группы общественности усматривают в распространении нетрадиционных для России конфессий и новых религиозных движений угрозу духовной и этнокультурной самобытности народов России, интересам национальной безопасности и требуют от государственных органов принятия энергичных охранительных мер", а на самом деле просто хотят использовать государственный ресурс для нейтрализации своих духовно-экономических конкурентов.

Именно поэтому наблюдается стремление отождествить интересы национальной безопасности с "охранительными мерами" отдельных конфессий. Нам представляется, что в демократической стране государство должно защищать интересы всех слоев общества, включая религиозные меньшинства, а не только условное большинство.

Введение в правовой оборот неопределенного термина "традиционная" конфессия вообще может ввести в заблуждение общество и правоохранительные органы. Сколько времени необходимо религиозному объединению, чтобы стать традиционной?

15, 50, 100 или 1000 лет? Каких-либо критериев ни в науке, ни в праве не существует. Да и вообще в государстве, провозгласившем в своем Основном законе равенство (ст. 14 Конституции РФ), не должно быть таких исключений.

А зачем и каким образом "государству в его вероисповедной политике предстоит осуществить диалектическое сопряжение реализации конституционных принципов свободы совести и равенства всех религий перед законом с обеспечением интересов национальной безопасности в духовной сфере", и вовсе непонятно. Ведь именно акцент на вероисповедную политику препятствует воплощению в жизнь этих самых принципов.

Вероисповедная политика во все исторические времена имеет одну и ту же цель - использование религии в политических целях. Эти цели всегда обусловлены интересами различных, порой противоборствующих политических сил, но никак не интересами национальной безопасности, которая подразумевает обеспечение стабильного социально-экономического развития этно- и религиозно неоднородного общества с приоритетом прав личности.

Другими словами, одним из важнейших условий национальной безопасности является межрелигиозный и межнациональный мир, основанный на подлинной демократии.

Весьма противоречив четвертый раздел "Основные области взаимоотношений государства с религиозными объединениями и их правовое регулирование". Например, "при "равноудаленности" государства от религиозных объединений, посредством которой обеспечивается равенство необходимых для осуществления ими своей деятельности прав, допускается различная степень сотрудничества государства с разными конфессиями".

Фактически властным группам предлагается по своему усмотрению устанавливать критерии равенства конфессий, вероятно, основываясь на их полезности для удержания власти.

Авторы справедливо признают, что "любая модель вероисповедной политики государства, оказывающего избирательную поддержку отдельным конфессиям, не свободна от издержек, от недостатков", и в то же время предлагают обществу модель конфессиональных предпочтений через введение в правовое поле "традиционных" или полезных религиозных объединений: "...

Вместе с тем дополнительными законодательными нормами должен быть регламентирован порядок признания за конфессией статуса традиционной, предоставление ей льгот и государственной поддержки".

Далее авторы абсолютно справедливо утверждают, что "принцип государственной поддержки и содействия религиозным организациям не продиктован прагматическим ожиданием экономической отдачи от такого расходования общественного богатства.

Он отражает глубинную историческую традицию". Скорее всего этот принцип продиктован прагматическим ожиданием политической поддержки власти, а под исторической традицией имеется в виду сакрализация и абсолютизация власти.

Не правильно ли в таком случае, чтобы благополучие религиозных объединений складывалось из добровольных финансовых поступлений прихожан или членов общины? На наш взгляд, такой принцип будет адекватно отражать поддержку организации со стороны верующих и жертвующих единомышленников и, самое главное, не будет противоречить демократическим конституционным принципам.

Кроме того, при таком подходе будут сняты проблемы "обеспечения контроля за целевым расходованием средств, выделяемых религиозным благотворительным организациям".

Взаимодействие Вооруженных сил и религиозных организаций является важным аспектом государственно-конфессиональных отношений. Но какой смысл вкладывают авторы в тезис о возрождении традиций Вооруженных сил и религиозных организаций? Как известно, военное духовенство было государственным идеолого-воспитательным институтом царской армии.

Этот институт не только осуществлял духовную поддержку военнослужащих, но и осуществлял мировоззренческую цензуру, использовался в карательных целях (карцер, каторга). На наш взгляд, речь нужно вести не о реанимации прошлых традиций, а о том, чтобы не превратить армию в арену межконфессиональных "разборок".

Далее авторами справедливо указывается на проблематичность возрождения института капелланства, возведения на территории воинских частей культовых сооружений, освящение боевых знамен, военной техники и т. д. На наш взгляд, это антизаконно!

Что касается института военных капелланов, то его в России никогда не было. Был институт военного духовенства, что по сути одинаково, но такое определение более точно отражает российскую специфику.

Рассмотрение государственно-конфессиональных отношений в сфере образования и культуры привело уважаемых авторов к весьма странному выводу. По их мнению, современная плюралистическая система, построенная на представлениях "об относительном характере любых истин и ценностей, в конечном счете подрывает морально-нравственные устои общества".

Неужели государственный аппарат лучше, чем граждане, знает, в чем Истина? Кто дал право в демократической стране "навязывать" обществу "набор ценностей" отдельных слоев, групп, корпораций, конфессий?

И, наконец, о пятом разделе "Механизм реализации государственной вероисповедной политики". Некорректна сама подмена декларированных конституционных принципов государственной вероисповедной политикой, о чем уже сказано выше. В этом разделе несколько обнадеживает только то, что органами прокуратуры "надзор должен осуществляться в равной мере за соблюдением законности как религиозными объединениями, так и органами власти".

Но скорее всего это пожелание не имеет отношения к реальной ситуации, сложившейся сегодня в сфере свободы совести.

В последнее время заинтересованными структурами и лицами активно выдвигается идея о необходимости специального федерального органа по делам религиозных объединений, что нашло свое отражение в данном документе. Сторонники госоргана наивно полагают, что с его созданием может измениться государственная политика. На наш взгляд, "специальные" государственные органы, будь то Государственная религиоведческая экспертиза или Министерство по делам религиозных объединений, формируемые властью для проведения "специальной" вероисповедной политики, скорее всего станут послушным рычагом в ее руках, не будут способствовать реализации конституционных прав.

В принципе федеральный орган по делам религиозных объединений способен пресечь значительную часть злоупотреблений региональных чиновников, но изменить антиконституционную политику властных групп в целом, направленную на подавление и контроль мировоззренческой сферы, он не сможет. Более того, став частью государственного аппарата, этот орган будет проводником этой самой политики, а значит, новым источником злоупотреблений.

К сожалению, проект концептуальных основ государственно-церковных отношений не вполне согласуется с Основным законом страны. Тем не менее необходимо признать, что огромная научно-исследовательская работа, проделанная религиоведами РАГС не напрасна. Мы уверены, что она станет серьезным импульсом для дальнейшей работы ученых, занимающихся данной проблематикой.

Другой проект "Концепции государственной политики в сфере отношений с религиозными объединениями в Российской Федерации", который презентован от имени Института государственно-конфессиональных отношений и права и Главного управления Министерства юстиции РФ по г. Москве является откровенно конфессионально ориентированным, отражающим точку зрения РПЦ и в какой-то мере иных заинтересованных конфессий.

В целом особенностью данного проекта являются многочисленные повторения декларируемых конституционных принципов, которые дополняются "начинкой" из творчества ориентированного на РПЦ авторского коллектива в виде элементов избирательного партнерства власти с "традиционными" конфессиями. Весьма характерным моментом является игнорирование авторами конституционного принципа свободы совести, что, вероятно, связано с позицией Церкви по данному вопросу.

Таким образом, в проекте Института государственно-конфессиональных отношений и права и Главного управления Минюста России по г. Москве речь идет только о свободе вероисповеданий и взаимодействии государства преимущественно с "традиционными" конфессиями. Имеется даже целый раздел "Отношения государства с традиционными религиозными организациями".

Наверное, не случайно в качестве основных задач государственной вероисповедной политики в государственно-правовой сфере авторы уделили много внимания наряду с декларациями вроде "обеспечения государством гарантий равенства прав и свобод граждан независимо от их отношения к религии" и "содействия поддержанию в обществе обстановки взаимоуважения и диалога в отношениях между верующими различных конфессий, а также между верующими и неверующими" обоснованию необходимости правового закрепления "критериев определения традиционности религиозных организаций в Российской Федерации и соответствующего правового статуса таких организаций".

Скорее всего необходимость продвижения "критериев определения традиционности религиозных организаций" с целью их последующего закрепления в системе права легла в основу создания данного проекта концепции, которая служит для них некой оболочкой.

В общем, позиция авторского коллектива по вопросам отношения государства к "традиционным" конфессиям предельно ясна - государство должно их поддерживать. О том, как поступать государству с "нетрадиционными" конфессиями, в проекте концепции открыто не говорится, но некоторые ее пункты, особенно в свете Социальной концепции РПЦ, имеют к "нетрадиционным" самое непосредственное отношение.

Авторы доверительно предупреждают о наличии "угроз сохранению и развитию этнокультурной идентичности и духовной самобытности народов России", активизации "деятельности религиозных объединений, в том числе иностранных, угрожающей или наносящей ущерб здоровью, нравственности, правам и законным интересам граждан, а также другим, защищаемым законом интересам личности, общества и государства".

А в "целях укрепления и защиты конституционного строя, поддержания социальной стабильности и межрелигиозного мира" высказывают пожелание, чтобы государство "запрещало, предупреждало и пресекало на всей территории Российской Федерации деятельность религиозных объединений, направленную против основ конституционного строя и безопасности государства".

Ответ на вопрос о том, как авторский коллектив хочет добиться закрепления в системе права "критериев определения традиционности религиозных организаций", дается ими в конце проекта концепции: "Приоритетной задачей реализации Концепции государственной политики Российской Федерации в сфере отношений с религиозными объединениями является разработка и внесение в Государственную Думу Федерального собрания Российской Федерации проекта федерального закона "О внесении изменений и дополнений в Федеральный закон "О свободе совести и о религиозных объединениях", а также разработка и принятие других нормативных правовых актов, необходимых для реализации настоящей Концепции".

В качестве вывода следует отметить, что оба проекта концепций дают научное обоснование соответствующей политики в сфере свободы совести, направленной на сакрализацию и абсолютизацию власти. Оба проекта вопреки Конституции РФ фактически ставят в неравноправное положение верующих и неверующих, верующих и религиозные объединения, иностранных граждан и граждан России, "традиционные" конфессии и "нетрадиционные".

Такая модель в конечном итоге будет способствовать доминированию одной конфессии - "самой традиционной".

Фактически элементы конфессиональных предпочтений государства, закрепленные в неработающей в нормативном смысле преамбуле ФЗ "О свободе совести и о религиозных объединениях", заинтересованные круги пытаются наполнить реальным содержанием и оформить в виде "специальной" концепции отношений государства и религиозных объединений.

В дальнейшем эта концепция, вероятно, должна служить неким плацдармом для включения элементов избирательного партнерства государства с "традиционными" религиозными объединениями в "тело" закона.

На наш взгляд, сегодня обществу нужен не конкурс концепцийгосударственно-церковных предпочтений, отражающих взгляды и интересы отдельных групп, так или иначе связанных с религиозной проблематикой, а научная разработка эффективных механизмов реализации декларируемого конституционного права на свободу совести для каждого человека.

Религия, в силу своей особенности и стремления проникать как можно глубже в жизнь людей, не может не вмешиваться в социально-политическую жизнь, определяя политическое устройство общества, моральные и культурные ценности и даже экономическую жизнь.

Одним из самых простых критериев взаимосвязи религии и политики является его типология по соотношению влияния религиозного или светского начал в конкретном государстве. Здесь существуют четыре типа от примата религии до доминанты государства над ней.

Первый случай, когда государственная власть превращается в центр религии. То есть верховный правитель провозглашается Богом и превращается в центр религии. Такой тип отношений религии и политики может быть осуществлен в основном в языческих государствах. Самым ярким примером является Римская империя, где императору поклонялись как Богу. В полной мере это проявилось во время правления императора Октавиана Августа. Почитание его столь возросло, что ему начали воздвигать огромное количество храмов и заполонять римские улочки его серебряными статуями. В конце концов, его стали почитать в каждом даме как хранителя семейного очага и даже приносить жертву новому Божеству. Такое почитание императора перешло на его членов семьи и потомков, хоть среди них и были такие личности, как Калигула и Нерон.

Следующее – это подчинение всей политической власти религиозным структурам. Этот тип проявляется в государствах с монотеистическими религиями. Так как здесь вся политическая власть принадлежала главному представителю религиозной верхушке. В рамках этого типа в конце VI в. на Западе появляется такая политическая модель, как папоцезаризм. В руках Папы Римского находятся и светская, и духовная власти и он на свое усмотрение позволял тому или иному принцу или графу править в той или иной стране. Объяснялось такое положение Папы Римского тем, что он уже не «преемник Святого Петра», а «наместник Христа» на земле.

Не исключением является и буддизм. В XVI в. под эгидой правящих в то время в Тибете монголов появляется третий Далай Лама (первый и второй были назначены им посмертно, так что фактическим это был первый). «Великий учитель» - так переводится этот титул - изначально являлся главой определенной школы в буддизме. И уже пятому Далай Ламе удалось добиться независимости от монголов и стать полноправным теократическим правителем Тибета.

Третий тип взаимоположения религии и политики – это их союз. Примером этого союза может служить идея «симфонии» светской и духовной властей. Эта идея была сформулирована в VI в. в 6-й новелле императора Юстиниана I. «Величайшие дары Бога людям от человеколюбия свыше данные – священство (ιερωσύνη) и царство (βασιλεία), одно, служа божественному, другое о человеческом заботясь и управляя, – из одного и того же начала вышли, и привели в порядок человеческую жизнь» . Согласно «симфонии» царство и священство имеют одинаково божественное происхождение, поэтому государственная власть не нуждается в реинституционализации со стороны церкви. Суть «симфонии» состоит в том, что царь или император принимают религию как основу своей идеологии и проводят всю свою политику в соответствии с ней, а также они являются независимыми от церкви. Таким образом, правителю вверяется государство, о котором тот должен заботиться в соответствии с нормами религии. Истинно веруя, он способен больше сделать для религии и «спасения душ», имея в своем распоряжении все ветви власти, нежели это смогли бы сделать церковники. Церковь не берет на себя земной власти, но преобразует монарха в православного царя – помазанника, народный быт – в быт, выцерковленный, население страны в –в православный народ, что дает религии больше влияние, чем непосредственное участие в политике.

Однако, в рамках союза священства и царства в христианских Византии и России возникает явление «цезаропапизм», суть которого сводилась к давлению светской власти над религиозной. В Византии василевс унаследовал от римских императоров обожествление самого себя. Он был объектом культа и обладал священническими функциями: он мог давать свое решение по догматическим вопросам, устанавливать религиозные догмы, от его воли зависело назначение патриархов и митрополитов. То есть он напрямую вмешивался в дела священства и мог играть роль арбитра в спорах сугубо церковных.

В России первым проявлением цезаропапизма можно считать Ивана IV.

На своем венчании в 1547г. он принял титул «боговенчанного царя» и с того момента он фактически обладал прерогативами византийских василевсов.

Апофеозом же этой идеи стали слова Паисия Лигарида, прозвучавшие на Большом Московском Соборе 1666 г.: «царь именуется Богом и имеет право на богоименование» .

Цезаропапизм считается «отступлением» от теории «симфонии». В частности, А.В. Карташов признает это, но говорит о том, что такие нарушения не противоречат «симфонии» . Однако, такие отступления могут поставить под сомнение сам принцип союза церкви и государства.

Союз религии и политической власти является также частью буддистской практики. В силу того, что эта религия отрицает насилие и приветствует идейный плюрализм внутри себя (хотя борьба между школами существовала, она не носила стихийный характер), идея единства закона светского и духовного становится возможна. Проникновение буддизма в Монголию в XVI в. и возвышение ее до ранга государственной является прекрасным примером сего. Монгольский правитель Алтан-хан в целях повсеместного установления в своей стране буддизма приглашает тибетского иерарха Содном-Чжамцо и они провозглашают друг друга «царем Учения» и Далай Ламой соответственно. Тогда же они обнародовали уложение, которое начиналось со слов «Благодаря союзу Алтаря и трона, подобно Солнцу и Луне, открылся путь великого благодеяния…» .

Полное подчинение религии светской политической власти является следующим типом. Существуют разные формы проявления этого типа взаимоотношения: как крайние, так и более-менее терпимые. Крайняя форма существовала в СССР, где пропагандировался атеизм. Однако, надо сказать, что в разное время в СССР проводилась то жесткая, то смягчающая политика св отношении к церкви, но подчинение религиозных организаций властям всегда было полное. Еще одним примером, уже более терпимого отношения к религии является Англия. Англиканская Церковь полностью подчинена государству: главой церкви является король, который назначает епископов, но все новшества в обряды или догмы могут быть введены лишь с одобрения парламента. Хотя в парламент состоит не только из приверженцев англиканства, но и из представителей других конфессий и атеистов.

При перечислении типов взаимодействия религии и государства (помимо светского государства) не было упомянуто одно из трех мировых религий – ислам. Дело в том, что здесь отношение двух начал требует отдельного рассмотрения. Сейчас все чаще говорят об «уникальности» этой религии. Одни связывают ее с тем, что в основе ислама заведомо есть политическая составляющая, другие – с тем, что в исламе не существует различия на светскую и церковную власти. О вопросе априорной политической составляющей религии будет сказано ниже. Однако, идея нераздельности духовной и светских властей предполагает совершенно иной подход к власти в исламском теократическом государстве.

С.А. Семедов доказывает, что нет уникальности ислама в том, что в нем религия и политика нераздельны. В качестве доказательства он приводит всевозможные примеры не меньшей связи этих двух властей в других религиях. Но если посмотреть на исламское представление о политике, которое С.А. Семедов здесь дает, нельзя не выделить все же одно существенное отличие. Дело в том, что единственным властителем мира у мусульман является только Бог, «а глава политического сообщества – наместник Бога, призванный проводить его волю. Глава исламской политии должен быть праведником, а смысл государства – обеспечить наилучшие условия для спасения душ подданных» . Нельзя не согласиться с ним, что все это можно встретить и в христианстве в виде симфонии властей. Однако, тут же он говорит о том, что в мусульманстве нет священства, а значит «праведный халиф совмещает в одном лице духовного и политического лидера» в то время, как в христианской симфонии два лидера стремятся к одной цели. А результатом этого «удвоенного» лидерства становятся «некоторые нюансы» в отношениях церкви и государства, с чем мы не можем полностью согласиться.

Дело в том, что в то время как в том же христианстве эти «нюансы» порождают целый перечень вариантов взаимоотношения религии и политики, не противореча основным идеологическим принципам религии, в исламе такое невозможно. Лишь своеобразная «симфония», которая по сути является лишь объединением двух начал в одном лидере не будет противоречить исламу. Однако, это не противоречит основному его выводу о том, что каждая религия по своей сути неотделима от политики.