Публий корнелий тацит - история. Тацит - биография, информация, личная жизнь Корнелий тацит биография

: Тай - Термиты . Источник: т. XXXIIa (1901): Тай - Термиты, с. 692-697 () Другие источники : МЭСБЕ : РСКД : :

Тацит (P. Cornelius Tacitus) - замечательный римский историк и один из великих представителей мировой литературы. Как мыслитель, историк, художник, он всегда привлекал к себе особое внимание. Жизнь его не может быть воспроизведена с точностью и полнотою. Он происходил из малоизвестной италийской всаднической семьи, предком которой был, по-видимому, какой-то вольноотпущенник рода Корнелиев. Род. около 55 г. по Р. Хр. Детство его протекало во времена Нерона; согласно вкусам эпохи, он получил тщательное, но чисто риторическое образование. В 78 г. он женился на дочери известного полководца Агриколы; был в дружеских отношениях к Плинию Младшему, который передает ценные подробности о его жизни. Цветущий возраст Т. совпал с правлением первых Флавиев; он начал службу при Веспасиане. Тит предоставил ему квестуру (около 80 г.), т. е. ввел его в сенаторское сословие; при Домициане он был претором (Тас., Hist., I,1); после 88-го г. отправлял какую-то должность в провинциях (может быть, был легатом в Бельгике). Возвратившись в Рим, Т. среди террора Домициановой тирании был вынужден устраниться от участия в делах. Оставаясь безмолвным наблюдателем совершавшихся в столице мрачных событий, он почувствовал призвание углубиться в историческую работу. При Нерве в 97 г. Т. был консулом. В царствование Траяна он исправлял должность проконсула Азии; при Траяне же написаны главные труды Т. Умер он вскоре после вступления на престол Адриана (ок. 120 г.). Богатый жизненный опыт, запечатлевшийся в его высоко настроенной душе; яркие воспоминания старших современников о начале империи, прочно усвоенные его глубоким умом; внимательное изучение исторических памятников - все это дало ему большой запас сведений о жизни римского общества в I в. по Р. Хр. Проникнутый политическими принципами старины, верный правилам древней нравственности, Т. чувствовал невозможность осуществить их на общественном поприще в эпоху личного правления и развращенных нравов; это побудило его служить благу родины словом писателя, повествуя согражданам о их судьбах и поучая их добру изображением окружавшего зла: Т. стал историком-моралистом.

Литературная деятельность Т. в юные годы выражалась лишь в составлении речей для процессов, которые он вел как защитник или обвинитель. Практика убедила его, что во время господства монархии не может процветать свободное красноречие, и доказательству этой мысли посвящено его первое сочинение - рассуждение о причинах упадка ораторского искусства «Dialogus de oratoribus» (около 77 г.). Это очень небольшая работа (42 гл.), написанная изящным языком (еще цицероновским, хотя и обнаруживающим признаки оригинального стиля позднейших соч. Т.), не только ценная в литературном отношении, но и богатая историческими данными. Изложение прочувствованное, тонкое, остроумное, но еще лишенное горечи; ряд живых типических образов представителей римской образованности проходит перед глазами читателя. Появление исторических трудов Т. относится ко времени царствования Траяна, когда справедливость и мягкость правителя обеспечила свободу слова (см. Тас., Hist., I, 1). Он начал с двух («монографических») очерков, появившихся в 98 г. Первый - жизнеописание Агриколы («De vita et moribus Julii Agricolae», 46 глав), написанное с специальной целью воздать хвалу его гражданским доблестям и военным подвигам. Сочинение это изобилует материалом для знакомства с эпохою вообще. Автор сообщает важные сведения о населении Британских о-вов и о нравах римского общества во время Домициана. Построение рассказа напоминает манеру Саллюстия. Язык не чужд искусственности, смягчаемой теплотою тона богатством живописи. Фигура героя и фон, на котором она рисуется, написаны мастерски. По мысли Т., хорошие люди могут жить и действовать и при худых государях; силою духа в подвигах для процветания государства и стойким воздержанием от участия в злодеяниях тиранов они приобретают славу для себя и показывают другим добрый пример. Здесь чувствуется уже любимая философско-историческая идея Т. - В том же году Т. издал свою небольшую, но знаменитую «Германию» - «De origine, situ, moribus ac populis Germanorum» (46 гл.). В ней рассматривается сначала быт (экон., сем., соц., полит, и религ.) германцев, затем описываются особенности учреждений отдельных племен. Ученые много спорили о «Германии». Одни утверждали, что это только политический памфлет, написанный с целью удержать Траяна от гибельного похода в глубь Германии рассказом о силе ее племен. Другие считают ее сатирою на римские нравы или утопией политического сентименталиста, видевшего золотой век в первобытном неведении. Правильным можно назвать лишь тот взгляд, который считает сочинение Т. серьезным этнографическим этюдом о жизни народов, начинавших играть видную роль в римской истории. Составленная на основании если не личных наблюдений, то сведений из первых рук и изучения всего раньше написанного о предмете, «Германия» является важным дополнением к главным историческим сочинениям Т. Для науки о германских древностях большое счастье, что во главе ее источников стоит замечательное произведение, дающее возможность начать историю Германии с I в. по Р. Хр.; в нем сообщаются незаменимые данные, хотя и затемненные некоторою манерностью и аллегоричностью изложения, вызвавшею бесконечные контроверзы. Разногласия в оценке «Германии» Т. вытекают из того, что моралистический элемент в ней еще более силен, чем в «Агриколе»: римлянин, встревоженный бедствиями родины, невольно строит печальные антитезы между слабостью соотечественников и силою угрожающего им неприятеля. Но изображение у Т. нравов полудиких соседей - далеко не идиллическое; глубокою историческою прозорливостью звучат слова (гл. 33), в которых автор выражает пожелание, чтобы не прекращались междоусобия германских варваров, ибо раздоры внешних врагов отдаляют наступление грозного рока, который готовят государству его внутренние неустройства. Главным трудом Т. была задуманная им общая история его времени. Первоначально он предполагал дать рассказ о жестоком царствовании Домициана и в виде успокаивающего контраста - о более счастливом царствовании Траяна; но он почувствовал потребность раздвинуть рамки и перспективу, и разросшийся план охватил всю эпоху принципата от смерти Августа; история Траяна должна была составить конечное звено обширной историографической схемы, примыкающей к обозрению времени Августа, уже данному предшествующими историками. Выполнены автором лишь две части программы. Прежде всего он написал (между 104 и 109 г.) обозрение (в 14 книг) событий от воцарения Гальбы до смерти Домициана; это так называемые «Истории» (Historiae). До нас дошли лишь первые 4 книги и часть пятой, охватывающие смутное время Гальбы, Отона и Вителлия до вступления во власть Веспасиана (69 и 70 гг.). Рассказ ведется с большою подробностью; блестящее изложение, основанное на близком знакомстве автора с предметом, полно глубокого интереса. Самым зрелым произведением Т., истинным венцом его историографической деятельности должен быть назван последний труд его - "Летопись" (Annales). Он появился между 110 и 117 гг. и содержит историю римской империи во времена Тиберия, Калигулы, Клавдия и Нерона («ab excessu divi Augusti»), Из 16 книг сохранились первые 4, начало 5-й, часть 6-й и 11-16. Возникавшие сомнения в принадлежности Тациту «Аннал» должны быть признаны неосновательными (бьющим в глаза примером нелепого гиперкритического скептицизма при исследовании подлинности классического текста является высказывавшееся предположение, что «Анналы», приписываемые Т., - не что иное, по крайней мере, отчасти, как фальсификация гуманиста Поджио Браччолини). Напротив, все индивидуальные черты автора особенно ярко обнаруживаются в этом замечательнейшем его труде. Неосновательно также мнение, что Т. заимствовал свое изложение из какого-нибудь одного источника, как Плутарх в своих биографиях, подвергая его лишь литературной переработке. «Анналы» опираются на основательное изучение многочисленных письменных памятников и устных рассказов; сведения черпались автором отчасти даже из документов официального характера (сенатских протоколов, ежедневной римской газеты и т. д.).

Миросозерцание Т. лучше всего познается из его историографических взглядов. Он является типичным представителем римской образованности, но вместе с тем в нем обнаруживаются черты своеобразной и могучей индивидуальности. Т. был глубоким идеалистом, но, как у большинства историков древности, идеализм его подрывается пессимистическим настроением: он сомневается в прогрессе и потому является консервативным защитником доброго старого времени. Изображая республику, он выдвигает как основную черту этой героической для него эпохи не свободу, а древнеримскую доблесть (virtus). Такая точка зрения вызывала в Т. недоверие к демократии. Доблестными не могут быть все: народ, толпа - сила темная и слепая (Ann., XV, 16); носителями добродетели всегда были благородные (nobiles). Т. знает недостатки всех трех известных в его время основных форм правления - монархии, аристократии и демократии (Ann., IV, 33), но отдает предпочтение второй: знатные - это лучшие, и благо народу, когда власть в их руках. Т., по происхождении чуждый нобилитету, был искренним защитником цицероновского идеала в эпоху уже сложившегося принципата, когда защитники павшего порядка слагали головы на плахе, когда даже друг Т., Плиний Младший, признавал себя приверженцем нового строя. Последний «идеолог старой аристократической республики» на вопрос: отчего она погибла? отвечал: «потому, что правящая знать потеряла свою virtus». В качестве силы, управляющей историческими процессом, выставляется, таким образом, этико-психологический момент; построение автора объединяется моралистическим прагматизмом; источник исторических перемен он видит в деятельности руководящих групп, ведущих государство к добру или злу, смотря по уровню нравственности своих вождей. Т. сам ясно понимает и откровенно показывает необходимость утверждения в Риме монархии (см. Ann., IV, 33; Hist., I, 16). Он оценивает дело Августа как благодеяние для римского мира, утомленного войною и эксплуатацией неспособных и алчных правителей (Ann., I, 2; Hist. I,1). Но суровая совесть писателя не хочет примириться с падением республики, и проницательный взгляд историка предугадывает надвигающиеся бедствия. Правители с высокою душою редко рождаются в развращенном обществе; государство отдано в руки жестоких и распутных деспотов, которые легко господствуют над невежественною чернью и не встречают сопротивления в знатных, ищущих лишь наживы и карьеры, когда раболепствует даже сенат, исконный оплот гражданской чести и свободы. В силу своего староримского склада мысли Т. не мог усмотреть прогрессивных течений, поддержанных империей и укрепивших ее. Новый режим окрашивается в его глазах лишь кровью его жертв и оргиями во дворце Цезарей; его кругозор не заходит за пределы центра римского мира, и звуки новой жизни, зарождавшейся в провинциях, не доходят до его ушей. Т. ужасается победою зла и пишет историю, чтобы, изображая беду, научить ее исправлению (Ann., III, 65; IV, 33; Hist., III, 51). Такая задача летописания вызывает в нем почти религиозное одушевление; но он недоумевает, как осуществить избранное призвание. Он уже не верит, как Геродот, что народ его - избранник богов. Пути божества для него загадка: он рисует себе его скорее мстительным, чем милостивым. С другой стороны он не умеет, как Фукидид, верить в спасительную силу общественных условий. Не научился он понимать значение и коллективных факторов жизни. История рисуется его потрясенной душе как мрачная и страшная трагедия. Государство нельзя спасти; остается искать достойного выхода для личности. Это нелегко было сделать в той культурной среде, которая окружала Т. Члены принципиальной оппозиции цезаризму не имели готовой программы. В них не выработался тот дух непоколебимой пассивной борьбы за идею против насилия, который впервые создан был христианством; дорога заговоров казалась низкою их моральному ригоризму; над ними тяготела античная идея «верности государству» и мешала им стать открытыми революционерами. Жизнь их была проникнута тяжелою личною драмою: совесть упрекала их в содействии деспотизму непротивлением его жестокостям (Agric., 45). Т. стремится «покориться судьбе», говорит, что надо желать хороших государей, но переносить пороки худых, как неустранимые грозные явления природы (Hist., IV, 8; 74). Он восхищается героизмом людей, подобных Тразее, но не одобряет их бесполезного самоотвержения (Agric., 42). Он старается найти между безнадежной борьбой и позорным раболепством средний путь, чистый от низости и свободный от опасности (Ann., IV, 20). Образцом такого поведения Т. ставит Агриколу; идейный республиканец, он силится стать честным слугою империи. В конце концов он не выдерживает такого положения; в самом его тоне звучит внутренний разлад между благородными инстинктами нравственного человека и рассудочными доводами благоразумного политика. Вот отчего грусть разлита по произведениям Т.; только это не безразличная меланхолия усталой старости, а горячее волнение оскорбленного, но любящего и жизненного сердца. Дух его ищет утешения в философии, против которой деловитый римский ум обыкновенно чувствует предубеждение (Agric., 4). Больше всего подходит к его темпераменту стоическая доктрина, рекомендующая выработку твердости воли в личной жизни и смерти. В трагическом кризисе, который переживал Т., это соответствовало непреклонной основе его души. Одобряя стоицизм как лучшую нравственную опору (Ann., IV, 5), Т. не усваивает, однако, характерного для него презрения к миру; учение стоиков вносит в мысль Т. только гуманную струю, предвкушение «общечеловечности» среди античных национальных и сословных предрассудков и религиозных суеверий, от которых не свободен и сам Т. Всего замечательнее в мировоззрении Т. пробуждающееся в нем рядом с разочарованием в близости лучшего будущего для его родины преклонение перед духовною силою человеческой личности. Возникающая, может быть, бессознательно, из-под пессимизма вера в могущество свободной воли, проникнутой решимостью служить добру, открывает ему цель изучения истории и смысл самой жизни. Такая вера борется в сочинениях Т. с безнадежностью отчаяния и, может быть, дает ему энергию видеть в деле писателя гражданский долг. Он сознает, что историку эпохи империи трудно воздвигнуть своему времени такой блестящий памятник, как историку славных деяний республиканского прошлого (Ann., IV, 32). Но он думает, что много можно совершить важного и здесь: пусть историк мрачных событий века Цезарей прославляет доблестных людей, выставляет порочных к позорному столбу, чтобы воспитывать мужественных и честных деятелей (Ann. III, 65). Наблюдая тиранию, которая хочет поработить сенат и народ, наложить молчание на просвещенных людей, писатель озаряется надеждою, что никогда не удастся деспотизму раздавить сознание человеческого рода (Agric., 2), т. е., на нашем языке, сокрушить силу независимой мыслящей личности (ср. Тас. Hist., III, 55). Только что указанную черту следует назвать главным признаком ярко выраженной «индивидуальности» Т. в его римском мировоззрении.

Внутренние и внешние особенности исторических сочинений Т. вытесняются из знакомства с характером его и точкою зрения на дело историка. Т. хочет изображать прошлое беспристрастно («sine ira et studio»; Ann. I, 1); он стремится хорошо знать, что происходило, и справедливо судить о том, что сообщает («Hist.» I, 1), так как одна правда может учить добру. Он собирает возможно больше сведений, но будучи все-таки больше «учителем», чем «ученым», не видит необходимости изучать источники в безусловной полноте, а довольствуется материалом, наиболее подходящим для его моралистической цели. Он желает не только рассказывать факты, но и объяснять их причины (Hist., I, 4). Критика его слаба: он легко принимает то свидетельство, которое психологически кажется ему вероятным; воображение у него подчиняет себе иногда разум. Он не умеет объективно отделить данные источника от собственного суждения. Добросовестность и искренность его безукоризненны, но под влиянием страсти он нередко преувеличивает темные (Тиберий) или светлые (Германик) стороны личностей, становится субъективным и тенденциозным при оценке событий. Впрочем, указанные недостатки проявляются у Т. в частностях, общая же картина, рисуемая им, обыкновенно верна в своей основе; он обладал чувством исторической правды. У него нельзя найти широкого изображения культурной жизни всего римского мира; социально-экономические процессы, соединявшие тогда в один громадный организм отдельные части империи и обновлявшие в ней прогресс, ему непонятны или неизвестны. Но Т. - превосходный историк нравов, политической и духовной культуры старого римского общества и вместе с тем великий психолог личностей, а также, отчасти, коллективных движений групп и масс. У него много данных для истории учреждений; он оригинально знакомит с жизнью инородцев Востока и Запада. Из сочинений его можно почерпнуть полезные сведения даже по социальной истории, если вчитываться в них при свете других памятников римской старины. В общем труды Т. - не только замечательные литературные произведения, но и первостепенный исторический источник. Стиль Т. ставит его в ряду первых светил всемирной литературы. Трудно оставаться равнодушным к обаянию его речи. Это не спокойное сияние изложения Ливия; это - бурная смена то ярких, то темных красок, отражающих в чудных сочетаниях волнения эпохи. Это истинно драматический язык, оригинальное зеркало событий и отношения к ним автора, возмущенный голос благородного человека, оскорбленного разладом действительности с идеалом, гражданина, пораженного упадком великого народа. Автор неослабно участвует сердцем в своем повествовании, и это участие воплощается в бесконечном разнообразии оттенков выразительного, властного слова, то величественного и строгого, то пылкого и негодующего, то умиленного, смотря по характеру изображаемого предмета. Упрекали Т. в риторизме, искажающем истину в угоду эффекта; в настоящее время как будто даже преобладает воззрение, что он стремился создать скорее художественные, чем исторические произведения. Последнее вряд ли справедливо, но, несомненно, в самой природе таланта Т. крылось могучее творческое начало; кроме того, он думал, что красота содействует правде, и потому не удерживал своей фантазии от украшения рассказа жемчужинами сильного и гибкого слога, отличающегося как смелостью рисунка, так и своеобразною колоритностью цветов. Риторическое образование дало Т. богатый запас стилистических приемов, но он не следовал школьным шаблонам и выработал неподражаемый, ему одному свойственный язык. Всегда строго выбирая слова и речения, Т. тщательно избегает низкого, пошлого и мелкого, постоянно держится на высоте великого, славного, поднимающего душу и непобедимо очаровывает роскошью поэтических образов. Сжатость его изложения, содержательность фразы, густота мысли с первого взгляда иногда ощущаются как искусственная запутанность, неумеренное нагромождение материала и рассуждения. Легко, однако, осилить эту первую трудность - и тогда перед читателем обнаруживаются превосходные качества произведения, великолепного как твердый и вместе с тем тонкий металл или мрамор, чудный по природе и замечательно обработанный. Книга римского историка становится источником плодотворного научного труда и чистого духовного наслаждения: в древнем писателе, истинном сыне своего времени, чувствуется близкий и нам человек, мощный гений которого силою страдания за родину научился понимать вечные идеи.

Судьбы сочинений и влияние Т. подвергались из века в век сильным колебаниям. Уже современники признавали талант его; Плиний Младший предсказывал ему бессмертие. Но пророчество исполнилось не сразу. Испорченный вкус ближайших потомков предпочитал возвышенному и строгому историку легких биографов-анекдотистов. Только Аммиан Марцеллин (IV в.) подражал Т.; Сидоний Аполлинарий (V в.) высказывал ему одобрение. Христианских писателей (Тертуллиана, Орозия) в нем отталкивало непонимание новой веры. Таким образом, Т. мало повлиял на духовное развитие древнего мира, хотя император, носивший его имя (см. ниже), заботился о распространении его сочинений. Стало быть, тогда уже существовало их полное собрание, от которого исходят позднейшие тексты. С V в. наступает эпоха забвения Т.; уже Кассиодор едва знает его. В средние века рукописи его покоились во мраке монастырских книгохранилищ, редко упоминаемые летописцами (напр. Рудольфом Фульдским в IX в.). Только с XIV в. они вновь появляются на свет, и открывается эра нового влияния Т. Его читает Боккаччио и знают гуманисты XV в. (Пикколо); рукописи его разыскивают ученые (Поджио); светские меценаты и папы (Николай V в XV, Лев X в XVI в.) дают средства на это. Сочинения Т. начинают печататься (с 1469 г.) и с XVI в. являются предметом все растущего интереса политиков (напр. итал. историк Гвиччардини), ученых (голл. филолог Липсий, 1574) и писателей различных стран. Тогда уже возникают многочисленные издания и толкования. В XVII в. Т. становится очень популярным во Франции именно с литературной стороны: он привлекает франц. филологов и вдохновляет поэтов (Корнеля, Расина). Век просвещения (XVIII-й) высоко ценит Т., как защитника свободы. Вольтер отдает честь его таланту; Монтескье на нем основывает свое понимание истории Рима. Руссо и энциклопедисты находят много духовного сродства с ним. Он снова одушевляет поэтов (Альфиери, Мари-Жозеф Шенье). Сильный философский и политический интерес к Т. переходит в XIX в.; как «мстителя народов против тиранов» (слова Шатобриана) его ненавидит Наполеон I. Начинается эпоха специального научного изучения Т. как писателя (это преимущественно заслуга немецкой филологии), а также критики его исторических взглядов. Начиная с Монтескье, историю римской империи изображали по Т., и только в свете новых открытий и построений была обнаружена односторонность его мнений и установлена правильная точка зрения на всемирно-историческую роль империи (Ам. Тьерри и Фюстель де Куланж во Франции, Меривэль в Англии, Моммзен и его школа в Германии). Это, однако, не уменьшило высокого уважения к Т. современной науки; в ее глазах он по-прежнему остается крупным историком, первоклассным писателем («Микеланджело литературы») и глубоким мыслителем, сочинения которого красотою и богатством содержания, по словам Грановского, доставляют наслаждение, подобное тому, которое дает Шекспир.

Литература о Т. М. Schanz, «Gesch. d. rom. Literatur» (т. II, изд. 2, стр. 210 и сл., Мюнх., 1901; богатая библиография); популярные книги: О. Wackerman (1898) и W. Rösch (1891); «Der Geschichtsschreiber Tacitus»; научные труды - Н. Peter, «Die geschichtl. Litteratur uber die rom. Kaiserzeit» (Лпц., 1895, мировоззрение Т.) и Ed. Norden, «Die antike Kunstprosa» (Лпц., 1898; литерат. оценка). Ср. еще Asbach, «Rom. Kaisertum und Verfassung bis auf Trajan, eine histor. Einleitung zu d. Schriften der Т.» (Кельн, 1896); Büdinger, «Die Universalhistorie im Altert.» (Вена, 1895); Dubois-Guchan, «Tacite et son siécle» (П., 1861); G. Boissier, «L’opposition sous les Césars » (П., 1887); L. Ranke, «Weltgeschichte» (в 3-м т., гл. «Würdigung der Geschichtsschreibung d. T.»); P. Fabia, «Les sources de Tacite dans les Annales et les Histoires » (П., 1893); F. Ramorino, «Cornelio Tacito nella storia della coltura» (Милан, 1898). Лучшее критическое издание всех сочинений дал Т. Halm (Лпц., Тейбнера библ.), превосходное комментированное издание «Аннал» - Nipperdey (Берл.) и Furneaux (Оксфорд, 1891-96, с богатыми примечаниями и ценными введениями), комментир. издание «Историй» - Е. Wolff (Берл.), «Германии» - Schweizes-Silder (1890) и Furneaux (Оксфорд, 1894). См. также Gerbex und Greef, «Lexicon Taciteum» (нач. 1877, еще неоконч.). Русский перевод В. И. Модестова, со статьей (СПб., 1886).

Публий (или Гай ) Корнелий Тацит ; лат. Publius Cornelius Tacitus , или Gaius Cornelius Tacitus

древнеримский историк, один из самых известных писателей античности

ок. 56 - ок. 117

Публий Тацит

Краткая биография

Тацит Публий Корнелий - знаменитый древнеримский историк, о биографии которого сохранилось крайне мало сведений. Что касается даты рождения, то большая часть исследователей говорит о промежутке 55-58 гг. Нет единства и по вопросу его родины. Ученые предполагают, что, скорее всего, предками историка были итальянцы, получившие римское гражданство за один-два века до того, как он появился на свет. Известно, что семья его была знатной, что он был обладателем хорошего риторического образования. Возможно, риторику ему преподавал Квинтилиан , впоследствии Юлий Секунд и другие известные мастера своего дела.

В 76 либо в 77 г. состоялось обручение Тацита и дочери Юлия Агриколы, знаменитого полководца, причем инициатива исходила от последнего. К этому же времени относится восхождение Тацита по служебной лестнице. Он сам говорил о том, что три императора - Веспасиан, Тит и Домициан - содействовали его карьере. Благодаря указу Веспасиана он стал сенатором - это было первое его назначение. В 88 г. Тацит становится претором, в этот же период его включают в комиссию квиндецемвиров – лиц, отвечавших за иностранные культы и хранение Сивиллиных книг, что являлось весьма престижным назначением. Есть предположение, что на протяжении 89-93 гг. в ведении Тацита была какая-либо небольшая провинциальная область. В 98 г. Тацит - консул-суффект, а в 112-113 гг. он являлся проконсулом провинции Азия. Тацита считали одним из самых известных юристов империи.

Сделав блестящую государственную карьеру, после убийства Домициана Тацит сосредоточился на написании сочинений. К этому времени, еще не получив известности в качестве историка, он снискал славу успешного, талантливого оратора. Однако его имя прославилось в веках благодаря историческим сочинениям. К 97-98 гг. относится написание книги «Агрикола», посвященной его тестю, с которым, как полагал Тацит, Домициан поступил несправедливо. Биография известного полководца превратилась под пером Тацита в критику императора и общественного устройства. Тогда же, в 98 г., увидела свет еще одна работа - «О происхождении германцев и местоположении Германии», в которой было описано социальное устройство, описание быта, религии соответствующих племен.

Однако Тацит прославился, главным образом, благодаря другим своим произведениям, над которыми работал с 98 по 116 г., - «История» и «Анналы». Первая работа, представлявшая собой 14 книг, охватывала период истории Римской империи с 69 до 96 гг. «Анналы» же описывали события 14-68 гг. Именно благодаря истории I века, описанной Тацитом, сформировалось традиционное представление о римских императорах этой поры, главным образом, о Нероне и Тиберии. Сам Тацит имел хорошее представление об этом времени благодаря богатейшему жизненному опыту, выдающемуся интеллекту, тщательному анализу исторических источников и воспоминаний старших современников. Тацит относился к историкам-моралистам, старался посредством описания исторических событий учить земляков, преподнося им уроки добра и зла, возбуждая в их душах эмоциональный отклик.

Биография из Википедии

Пу́блий (или Гай ) Корне́лий Та́цит (лат. Publius Cornelius Tacitus, или Gaius Cornelius Tacitus; середина 50-х - ок. 120 года) - древнеримский историк, один из самых известных писателей античности, автор трёх небольших сочинений («Агри́кола», «Германия», «Диалог об ораторах») и двух больших исторических трудов («История» и «Анналы»).

В молодости Тацит совмещал карьеру судебного оратора с политической деятельностью, стал сенатором, а в 97 году добился высшей магистратуры консула. Достигнув вершин политической карьеры, Тацит воочию наблюдал произвол императоров и раболепство сената. После убийства императора Домициана и перехода власти к династии Антонинов он решился описать события последних десятилетий, но не в русле придворной историографии, а как можно более правдиво. Для этого Тацит скрупулёзно изучал источники и старался восстановить полную картину событий. Накопленный материал историк излагал эффектным языком с обилием кратких отточенных фраз, сторонясь избитых выражений и ориентируясь на лучшие образцы латинской литературы (Саллюстия, Цицерона , Тита Ливия). В своих работах он не всегда был нейтрален, и описание правления императоров Тиберия и Нерона стилизовал под трагедию.

Благодаря таланту писателя, глубокому анализу источников и раскрытию психологии действующих лиц Тацит нередко считается величайшим из римских историков. В Новое время его сочинения обрели популярность в Европе и повлияли на развитие исторической и политической мысли.

Происхождение, рождение, детство

Колонии Клавдия алтаря Агриппины в III-IV веках н. э. Реконструкция

Настоящее первое имя (преномен) Тацита точно неизвестно. Современники называли его просто Корнелием (по номену) или Тацитом (по когномену). В V веке Сидоний Аполлинарий упомянул его под именем Гай, но средневековые рукописи его сочинений подписаны именем Публий. В современной историографии его чаще называют Публием.

Неизвестна и точная дата рождения Тацита. Основываясь на последовательности занятия магистратур (cursus honorum ), его рождение относят к 50-м годам. Большинство исследователей называют даты в промежутке с 55 до 58 года (Б. Боргези пишет, что Тацит родился в 55-56 годах, И. М. Гревс - около 55, Р. Сайм - в 56-57, Г. С. Кнабе - в 57-58 годах, М. фон Альбрехт - вскоре после середины 50-х годов, С. И. Соболевский - в 54-57 годах; в авторитетной энциклопедии Pauly-Wissowa время рождения Тацита относится к 55-56 годам).

Неизвестно и место рождения Тацита. Его отца часто отождествляют с Корнелием Тацитом, которого Плиний Старший упоминает в «Естественной истории» как всадника и прокуратора Белгской Галлии (Белгики). Плиний пишет, что наблюдал, как сын прокуратора необычайно быстро рос уже в первые три года жизни. В XIX веке было распространено мнение, что упомянутый Плинием Корнелий Тацит - отец историка, а быстро росший ребёнок - его брат. Альтернативной точкой зрения тогда было мнение, что прокуратором Белгики был сам римский историк. В XX веке возобладало мнение о том, что прокуратор Белгики - отец известного Тацита. Также допускается возможность, что речь могла идти о его дяде. Но отсутствие надёжных сведений о времени пребывания Плиния на Рейне не даёт возможности установить, действительно ли он родился в Белгике. Кроме того, в середине I в. н. э. недавно присоединённая к Римской империи Белгика оставалась варварской областью, и местом его рождения чаще называют Транспаданию (северную часть бывшей Цизальпийской Галлии) или Нарбонскую Галлию. По мнению Г. С. Кнабе, более вероятно рождение Тацита в Нарбонской Галлии, поскольку там наблюдается самая высокая плотность эпиграфических памятников с упоминанием имени Тацитов. Аналогичного мнения придерживаются авторы «Кембриджской древней истории» Г. Тауненд и Г. Вулф. Некоторые исследователи предполагают, что Тацит родился в Риме, поскольку видят в его творчестве высокомерное отношение к провинциалам. Наконец, на основании того, что император Марк Клавдий Тацит родился в городе Интерамн (Терни), в эпоху Возрождения горожане решили считать историка своим земляком и поставили ему памятник. Но уже в XVI веке это было подвергнуто сомнению и в настоящее время не воспринимается всерьёз.

Его предки, скорее всего, происходили из Италии или Южной Франции. Когномен «Тацит» характерен для принципов образования имён в латинском языке. Он происходит от глагола taceō - молчать, быть тихим. Наиболее часто когномен «Тацит» встречается в Цизальпийской Галлии и Нарбонской Галлии, поэтому вполне вероятны кельтские корни семейства. Несмотря на свидетельство Плиния о том, что Корнелии Тациты были всадниками (представителями плебейских ветвей рода Корнелиев), существует версия, что на самом деле он происходил из патрицианской ветви Корнелиев. Некоторые учёные предполагают, что Тациты были потомками вольноотпущенников и, возможно, происходили от кого-то из десяти тысяч рабов, которым даровал свободу Луций Корнелий Сулла. Но в современной историографии более распространено мнение, что предки Тацита получили римское гражданство примерно за сто-двести лет до его рождения при поддержке некоего римского магистрата Корнелия.

Город Августа Треверов в IV веке н. э. Реконструкция

На основании анализа детальных описаний историком различных провинций Римской империи Г. С. Кнабе предположил, что можно узнать районы, где он рос. По его мнению, ими были Белгика, Нижняя Германия, северо-восточная часть Нарбонской Галлии и долина реки По. Р. Сайм, впрочем, указывает на то, что подробное описание Тацитом особенностей провинциальной географии было следствием использования хороших источников. Если упомянутый Плинием Корнелий Тацит - отец историка и прокуратор провинции, то его детство должно было пройти в городе Августа Треверов (лат. Augusta Treverorum; современный Трир) или в Колонии Клавдия алтаря Агриппины (лат. Colonia Claudia Ara Agrippinensium; современный Кёльн).

Некоторые исследователи находят в творчестве Тацита галлицизмы (диалектные слова, распространённые в галльских провинциях), которые могут свидетельствовать о том, что образование историк получил за пределами Италии. Кроме того, благодаря его неоднократным публичным выступлениям в Риме имеются свидетельства о заметном акценте историка. Этот акцент мог сложиться под влиянием формирования речевых навыков среди романизированных германцев. Возвращение Тацита из Белгики в Рим, таким образом, произошло после середины 60-х годов, когда его акцент уже сложился. Впрочем, эта гипотеза не является общепринятой.

Молодость, начало политической карьеры

Тацит получил хорошее риторическое образование. Предполагается, что его учителем риторики мог быть Квинтилиан, а позднее - Марк Апр и Юлий Секунд. Философской подготовки он, вероятно, не получил и позднее сдержанно относился к философии и философам. Будущий историк добился большого успеха в публичных выступлениях, и Плиний Младший пишет о том, что в конце 70-х годов «громкая слава Тацита была уже в расцвете ». Ничего не известно о его военной службе.

В 76 или 77 году Тацит обручился с дочерью полководца Гнея Юлия Агриколы по инициативе последнего. Примерно в это же время начала стремительно развиваться карьера Тацита. Его собственное признание о том, что его карьере способствовали три императора - Веспасиан, Тит и Домициан - обычно истолковывается как внесение в список сенаторов Веспасианом, квестура во времена Тита и претура при Домициане. Как правило, в римский сенат попадали все магистраты, начиная с квестора или трибуна. Досрочное попадание Тацита в сенат стало свидетельством доверия со стороны нового императора. Таким образом, Тацит попал в число «кандидатов цезаря» - лиц, рекомендованных императором к занятию должности и утверждавшихся сенатом вне зависимости от их способностей и заслуг. Впрочем, по другой версии, в сенат он был введён только при Тите, то есть одновременно с квестурой. В 81 или 82 году Тацит был квестором, а спустя два или три года стал трибуном или эдилом, хотя нет прямых свидетельств, указывающих на занятие этих должностей. Майкл Грант предполагает, что в 85 году Тацит мог способствовать возвращению Агриколы из Британии, но маловероятно, что будущий историк был тогда достаточно влиятельным для оказания воздействия на императора.

В 88 году Тацит стал претором. Примерно в это же время он вошёл в коллегию квиндецемвиров, которая хранила Сивиллины книги и ведала некоторыми культами. Членство в этой коллегии было очень престижным. Столь быстрое возвышение, по мнению исследователей, стало следствием верности династии Флавиев. В 88 году Тацит участвовал в организации внеочередных Секулярных (Столетних) игр, созванных по инициативе Домициана, о чём пишет в «Анналах»:

«…Ведь и он [Домициан] также дал секулярные игры, и в их устройстве я принимал деятельное участие, облечённый званием жреца-квиндецимвира и тогда, сверх того, претор; говорю об этом не ради похвальбы, а потому, что эта забота издавна возлагалась на коллегию квиндецемвиров ».

Подробнее Тацит описал эти игры в несохранившихся книгах «Истории». Тем не менее, ему не удалось воспользоваться почётными лаврами организатора игр - в том же году вспыхнул мятеж Луция Антония Сатурнина, который Домициан жестоко подавил, после чего провёл массовые казни в Риме. Когда император начал репрессии против реальных и вымышленных оппонентов, Тацит ему не противодействовал. В 89-93 годах будущий историк отсутствовал в Риме, однако не представляется возможным установить, где он находился. Его отсутствие выводится из описания смерти его тестя Гнея Юлия Агриколы (93 год) в одноимённом сочинении:

«Но меня и его дочь, при всей нашей скорби из-за потери отца, охватывает ещё и горькое сожаление, что нам не пришлось находиться при нём во время его болезни, окружать нашим вниманием умирающего, запечатлеть в себе его образ, обнять его напоследок. Мы, разумеется, знаем, в чём состояли его напутствия и каковы были сказанные им перед кончиною слова, и все они глубоко запали нам в душу. Но наша печаль, наша сердечная рана в том, что из-за нашего длительного отсутствия он был потерян нами за четыре года до этого »

На основании упоминавшегося свидетельства Плиния Старшего самого историка изредка считают прокуратором Белгики. Г. С. Кнабе, основываясь на хорошем знании земель вдоль Рейна, приписывает Тациту пребывание в одной из германских провинций в ранге наместника. Р. Сайм, впрочем, предполагает, что германские провинции и, в частности, Белгика, были слишком важными для управления пропретором. Однако Тацит, по его мнению, как и большинство других амбициозных политиков, мог командовать легионом в одной из провинций. Э. Бирли предполагает, что он командовал одним легионом, расквартированным на Рейне или на Дунае. Существуют также предположения, что Тацит занимался гражданскими делами (прежде всего, судебными) в Каппадокии, Британии или Ближней Испании.

Консулат, последние годы жизни

В 97 году Тацит стал одним из консулов-суффектов по заранее утверждённому списку. Ранее, в 96 году, Домициан был свергнут, императором стал Нерва. Из-за этого неясно, какой император составлял и утверждал список консулов на будущий год. Предполагается, что составлялся список Домицианом, а окончательно утверждался Нервой, поскольку известно, что консулами 69 года стали в основном люди, утверждённые ещё за шесть месяцев до нового года императором Нероном. Другими консулами стали именитые политики, полководцы и юристы. Их одобрение Нервой стало знаком, что новую власть поддерживают самые известные люди из представителей нобилитета и талантливых выходцев из низов и что новый император намерен опираться на них, не предпринимая радикальных изменений и не используя силу. Это было актуально, поскольку в Риме помнили о гражданской войне, которая охватила империю после падения династии Юлиев-Клавдиев. Состав консулов на 97 год показателен и тем, что почти все новые консулы были верны прежним принцепсам (до Домициана) и не принадлежали к сенатской оппозиции императорам. Для Тацита, сына прокуратора и всадника по рождению, это была вершина очень удачной карьеры. В месяцы консулата Тацита (будучи суффектом, он был одним из двух консулов не весь год) произошёл мятеж преторианцев под руководством Касперия Элиана, и историк был свидетелем или даже участником попыток урегулирования ситуации. Именно в дни мятежа Нерва усыновил популярного полководца Марка Ульпия Траяна, находившегося на Рейне, и послал ему письмо со строкой из Илиады «Слёзы мои отомсти аргивянам стрелами твоими! ». Известно и о том, что в 97 году Тацит произнёс погребальную речь на похоронах консула Луция Вергиния Руфа. Примерно в 100 году он вместе с Плинием Младшим участвовал в деле африканских провинциалов против проконсула Мария Приска - наместника, известного своими злоупотреблениями.

В 100-104 годах о Таците вновь ничего не известно, но он, скорее всего, вновь находился вне Рима. Впрочем, основания для этой гипотезы довольно шаткие, поскольку она основана на письме Плиния к Тациту с приветствием о возвращении из какого-то путешествия (Цицерон аналогичным образом приветствовал вернувшихся издалека). Наиболее вероятным местом его пребывания называются провинции Нижняя или Верхняя Германия, причём, скорее всего, он находился там в качестве наместника. В эти годы военные действия на Рейне практически прекратились, и несколько легионов были переброшены на Дунай для войны с даками, поэтому не бывший профессиональным военным Тацит мог претендовать на эту должность.

Достоверно известно о проконсульстве Тацита в Азии с лета 112 до лета 113 годов - его имя и должность зафиксированы в надписи, найденной в конце XIX века в Милясах. Провинция Азия была важна для империи, и императоры назначали туда проверенных людей. Назначение Тацита на 112/113 годы было особенно ответственным из-за готовившегося Траяном похода на Парфию.

На протяжении всей жизни Тацит дружил с Плинием Младшим - одним из виднейших римских интеллектуалов конца I века. Точная дата смерти историка неизвестна. На основании того, что он озвучивал намерение описать также правление Октавиана Августа, а также Нервы и Траяна, но не выполнил обещания, возможно, что он умер вскоре после издания «Анналов» (конец 110-х годов). Но отсутствие упоминаний о Таците в «Жизни двенадцати цезарей» Светония (этот автор никогда не называет по именам живущих людей) может свидетельствовать, что историк умер уже после выхода в свет этого произведения, то есть около 120 года или позднее. Таким образом, Тацит умер в правление императора Адриана.

Литературная деятельность

Римская историография I века

К концу I века в Риме сложилась богатая историческая традиция. К этому времени было написано немало сочинений, описывавших как историю Рима от его основания, так и прошлое римских провинций, значительная часть которых ранее была самостоятельными государствами. Существовали и подробные работы об отдельных войнах или о небольших периодах времени. Обычно история считалась разновидностью ораторского искусства. Это было связано с тем, что в Древней Греции и Риме любые произведения обычно зачитывались и воспринимались на слух. Занятия историей были в почёте, и ей занимались самые высокопоставленные лица. Несколько исторических сочинений написал император Клавдий; автобиографические произведения оставили современники Тацита Веспасиан и Адриан, а Траян описал Дакийскую кампанию.

Но в целом во времена Тацита историография находилась в упадке. Во-первых, установление принципата разделило историков на две группы - поддерживавших империю и находившихся в оппозиции к ней или к правящему императору. Авторы первой категории старались не затрагивать события последних десятилетий, ограничиваться отдельными эпизодами либо описывать недавние события, прославляя действующего императора и следуя официозной версии событий конца I века до н. э. - I века н. э. Во-вторых, авторам, которые писали о современных событиях, стало сложнее искать источники - многие очевидцы важных событий (дворцовые перевороты, заговоры, придворные интриги) умерщвлялись, высылались из Рима или хранили молчание, а важнейшие документы стали храниться при дворе императора, куда имели доступ немногие. В-третьих, к правящей элите пришло понимание, что современные историки, описывая прошлое, нередко так или иначе проводят аналогии с современными реалиями и высказывают своё мнение о происходящих в обществе процессах. В результате появилась цензура исторических произведений. О такой возможности был хорошо осведомлён и Тацит, который описывает трагическую судьбу Кремуция Корда и его исторического сочинения (он покончил жизнь самоубийством, а его работы были сожжены). Кроме того, Тацит упоминает Арулена Рустика и Геренния Сенециона, которых казнили, а их произведения сожгли на костре. В «Диалоге об ораторе» устами Юлия Секунда Тацит озвучивает распространённое мнение, что нежелательна публикация сочинений, которые могут быть истолкованы как скрытый выпад против императорской власти. Кроме того, потенциальные историки начали подвергаться давлению и из-за стремления раскрыть закулисную жизнь сената и придворных императора. Так, Плиний Младший упоминает о том, что однажды публично зачитывавшего своё сочинение Тацита (по-видимому, он читал первые книги своей «Истории») прервали друзья некоего человека. Они стали упрашивать его не продолжать чтение, поскольку историк готовился рассказать слушателям информацию, которая могла бы негативно сказаться на репутации их друга. Таким образом, написание исторических сочинений стало сопряжено с различными трудностями. По этим причинам сравнительно нейтрального произведения, которое бы детально описывало правление первых римских императоров, к концу I века так и не появилось. За написание такой работы взялся Тацит.

Обзор произведений

Мысль написать историческое произведение о ближайшем прошлом, по всей видимости, пришла к Тациту вскоре после убийства Домициана. Однако, обратившись к литературному творчеству, он начал с небольших произведений. Сперва Тацит написал биографию своего тестя Агри́колы («De vita Iulii Agricolae » - «О жизни Юлия Агриколы»), где в том числе собрал воедино немало географических и этнографических подробностей о жизни британских племён. Уже во вступлении к «Агриколе» он характеризует правление Домициана как время, которое император отнял у римлян. Там же обозначено намерение автора написать всеобъемлющее историческое сочинение:

«И всё же я не пожалею труда для написания сочинения, в котором пусть неискусным и необработанным языком - расскажу о былом нашем рабстве и о нынешнем благоденствии. А тем временем эта книга, задуманная как воздаяние должного памяти моего тестя Агриколы, будет принята с одобрением или во всяком случае снисходительно; ведь она - дань сыновней любви» .

Чуть позже в отдельном сочинении «Германия» («De origine et situ Germanorum » - «О происхождении и расположении германцев») Тацит описал опасных северных соседей Римской империи - германские племена. «Агрикола» и «Германия» перекликаются с общей идейной направленностью поздних работ историка. После их завершения Тацит приступил к написанию масштабного произведения о событиях 68-96 годов - «Истории» («Historiae » - «История»). Во время её создания им был также опубликован небольшой «Диалог об ораторах» («Dialogus de oratoribus »). К концу жизни историк занялся написанием труда «Анналы» («Annales »; первоначальным названием было «Ab excessu divi Augusti » - «От кончины божественного Августа») о событиях, предшествовавших описанным в «Истории» (то есть 14-68 годы).

Агрикола

В 98 году Тацит написал биографию своего тестя Гнея Юлия Агри́колы с акцентом на его военных кампаниях на Британских островах - «De vita et moribus Iulii Agricolae ». В настоящее время «Агрикола» чаще всего считается первым произведением Тацита и датируется 98 годом, хотя существуют и иные датировки. Исследователи отмечают определённое сходство «Агриколы» с laudatio - торжественными погребальными речами, которые обычно произносили на похоронах знатных римлян. Возможно, это произведение было написано вместо погребальной речи, которую Тацит не смог произнести из-за отсутствия в Риме.

В произведении лаконично описывается юность и конец жизни Агриколы, между ними находятся пространные описания Британии и походов полководца, а в начале и конце - перекликающиеся друг с другом вступление и заключение. Представляя своего тестя прежде всего в качестве крупного полководца, Тацит следовал традиции, заложенной ещё в республиканскую эпоху. В соответствии с ней, римские аристократы обладали особым набором качеств (лат. virtus) и проявляли их прежде всего в военных кампаниях. Стиль сочинения характеризуется краткостью, возвышенностью слога и выразительными описаниями, что будет характерно и для более поздних произведений историка. Кроме того, «Агрикола» в сжатой форме содержит основные идеи, которые впоследствии Тацит развивал в своих крупных произведениях.

Изображение историком Агриколы олицетворяет идеал римского гражданина. На примере своего тестя историк доказывает, что умеренный и добродетельный человек способен выжить при любом, даже самом суровом императоре. По сравнению с более распространёнными занимательными биографиями раннеимперского периода (сохранились сборники Плутарха и Светония), «Агрикола» отличается почти полным отсутствием тривиальных фактов и анекдотичных историй из жизни описываемого человека. Кроме собственно биографического материала, Тацит использовал этнографические и географические отступления, благодаря чему «Агрикола» - важный источник по истории Британских островов в первый век римского владычества.

Германия

Карта Германии, составленная по данным Тацита. Издание Яна Блау, 1645 год

Вторым произведением Тацита стало сочинение «De origine, situ, moribus ac populis Germanorum » («О происхождении, расположении, нравах и населении Германии») - географический и этнографический очерк о жизни древних германцев и о расположении отдельных племён. Эта работа была написана вскоре после «Агриколы», в том же 98 году - на это указывает упоминание о втором консульстве Траяна. «Германия» условно делится на две части - общую и специальную. В первом разделе Тацит описывает германцев целиком, во втором - каждое племя в отдельности. Тацит подробно описывает нравы германцев, которых ценит достаточно высоко (он пишет не только о недостатках германских племён, но и об их достоинствах по сравнению с римлянами; подробнее см. ниже). Цель написания сочинения неясна - либо это было простое ознакомление с жизнью северных соседей, либо историк преследовал некую определённую цель (желание повлиять на Траяна и убедить его не начинать войну с воинственными племенами; указание на опасность, исходящую с севера, и так далее).

Сочинение является крайне ценным источником по истории древних германцев. Благодаря наличию положительных характеристик древних германцев это произведение использовалось идеологами германского национализма и оказало большое влияние на развитие германского национального движения (подробнее см. ниже).

Диалог об ораторах

В основе этого произведения лежит сюжет о беседе нескольких известных в Риме ораторов о своём ремесле и его скромном месте в общественной жизни. Затрагивавшие вопрос о причинах упадка красноречия сочинения, подобные «Диалогу», были распространены в I веке н. э., однако позиция Тацита на эту тему совершенно иная. Ораторы Марк Апр и Юлий Секунд приходят к Куриацию Матерну, который на днях публично прочитал свою поэму о Катоне Младшем - одном из самых идеализируемых римских республиканцев и борцов с тиранией. С обсуждения целесообразности издания сочинения, которое восхваляет непримиримого защитника республиканского строя, начинается дискуссия о красноречии. После присоединения к Апру и Секунду Випстана Мессалы начинается обсуждение места ораторского мастерства в современном мире. По замечанию Г. С. Кнабе, дискуссия выглядит «как пародия на судебный процесс, с адвокатами, ответчиками и истцами, [повествование] пересыпано шутками, возражения высказываются с улыбкой ». Молодой Тацит всё это время слушает своих наставников - известнейших ораторов Рима. Историчность главных героев находится под вопросом - иногда предполагается, что по крайней мере Марк Апр и Куриаций Матерн - персонажи вымышленные. Разговор происходит около 75 года, но уточнить дату мешает оплошность Тацита: в тексте присутствует как указание на шестой год правления Веспасиана (между 1 июля 74 и 1 июля 75 года), так и упоминание того, что прошло сто двадцать лет со дня гибели Цицерона (то есть после 7 декабря 76 года).

В XIX веке «Диалог» считали первым произведением Тацита и относили его создание примерно к 77 году, то есть вскоре после описанного им разговора. Позднее такой точки зрения придерживались, в частности, С. И. Соболевский и С. И. Ковалёв. Однако в настоящее время выход в свет произведения относится ко времени после убийства Домициана. Ряд учёных относят написание произведения примерно к 102 году или ещё более позднему времени, Г. С. Кнабе отстаивает идею о появлении «Диалога» во время работы над «Историей» около 105-107 годов. Окончательная датировка, впрочем, остаётся неясной. До конца не решён и вопрос о подлинности этого сочинения. Современные исследователи, как правило, соглашаются с авторством Тацита и рассматривают заложенные в «Диалоге» идеи как рассуждения историка о причинах своего перехода от ораторской карьеры к написанию истории и о выборе стиля для своих сочинений.

История

Тацит, пережив эпоху Домициана, твёрдо решил описать это непростое время, начав повествование с года четырёх императоров (69 год). Первоначально он планировал описать правление Домициана в негативном свете и противопоставить ему властвование Нервы и Траяна. Впрочем, вскоре историк разочаровался в новом режиме, и изменение взглядов нашло отражение в его сочинениях. По этой причине, а также из-за деликатности темы историк решил отказаться от описания правления Нервы и Траяна. На это решение повлияло и недовольство известных в Риме людей излишне откровенными рассказами о закулисной жизни римского сената, которые хорошо осведомлённый Тацит начал включать в повествование.

В современной историографии окончание работы над произведением датируется примерно 109 годом, хотя нет свидетельств, позволяющих провести точную датировку. Точное число книг «Истории» неизвестно: современные исследователи чаще говорят о 12 книгах, хотя из оглавления рукописи «Медицейская II» следует, что «История» состояла из 14 книг. Историк очень подробно описал события года четырёх императоров - ему он посвятил три книги, в то время как оставшимся 26-ти годам он посвятил девять книг.

Анналы

Впрочем, уже в конце XVI века распространился и иной взгляд на сочинения набиравшего популярность автора. В это время, полное войн и междоусобиц, апологеты монархической формы правления начали акцентировать внимание на той строгой политике, которую проводили Октавиан Август и Тиберий для привнесения стабильности в политическую жизнь. На первый план выставлялись и красочные описания гражданских войн, которые представлялись как большее зло, нежели ограничение прав и свобод. Таким образом, критика императоров привлекли к оправданию современных монархий. Кроме того, в 1589 году Юст Липсий, способствовавший распространению Тацита как издатель и комментатор его сочинений, издал работу «Шесть книг о политике». В ней он переосмыслил свои прежние взгляды на соотнесение идей Тацита с современностью. Если ранее он сравнивал герцога Альбу с деспотичным Тиберием, то теперь он искал у римского историка рекомендации по предотвращению гражданских войн и установлению сильной монархической власти. Именитого филолога обвиняют в том, что он не гнушался вырывать слова Тацита и героев его сочинений из контекста, порой придавая им противоположный смысл. Тем не менее, Липсий продолжал осуждать тиранов, злоупотреблявших своей властью.

Хотя с середины XVII века влияние Тацита как политического мыслителя стало снижаться, созданные им образы императорского Рима продолжали вызывать ассоциации с современностью. Некоторые исследователи полагают, что большое воздействие произведений римского историка на развивающуюся политическую философию сохранялось вплоть до конца XVIII века. Кроме того, его сочинения уже прочно вошли в состав неписаного канона исторической литературы. В XVII веке Тацит становится очень популярным во Франции, чему способствовала эмиграция многих представителей итальянской элиты ко французскому двору. Наибольший интерес в этот период вызывали его литературные таланты, и он вдохновляет немало французских литераторов. На основе сведений Тацита и под сильным влиянием его взглядов были созданы пьесы «Смерть Агриппины» Сирано де Бержерака, «Отон» Пьера Корнеля, «Британик» Жана Расина . В частности, Расин называл Тацита «величайшим живописцем древности».

Несмотря на существование обширной традиции, трактовавшей Тацита как защитника монархии, изображение Тацитом императоров и его описание общественной жизни Рима указывало на совершенно иное направление политических симпатий античного историка. В XVIII веке в Таците стали видеть не только одного из крупнейших противников монархии в римской литературе, но и горячего сторонника республиканской формы правления. В начале века ирландский публицист Томас Гордон опубликовал перевод сочинений Тацита на английский язык, а вместе с ним - трактат «Историко-политические рассуждения о книгах Тацита ». Последнее сочинение придало импульс развитию антимонархической традиции. Римский историк оставался образцом для многих профессиональных антиковедов. Так, британский историк Эдвард Гиббон, написавший известную работу «История упадка и разрушения Римской империи», во многом находился под влиянием Тацита. Кроме того, на XVIII век приходятся первые попытки критического восприятия образов Рима, созданных римским историком. Например, Вольтер считал преувеличенными высказывания Тацита о Тиберии и Нероне. Наполеон Бонапарт крайне негативно относился к творчеству римского историка и даже начал литературную кампанию с целью очернения одного из самых популярных античных авторов. В частности, Наполеон приказал печатать статьи с критикой Тацита как историка и писателя, а также требовал исключения его сочинений из школьного курса. По его мнению, Тацит был отсталым консерватором, который не захотел принять прогрессивную для своего времени имперскую форму правления. Племянник Бонапарта Наполеон III, много занимавшийся изучением римской истории, тоже критиковал обличителя императоров-тиранов. При нём приверженцы императора выступали в печати, стремясь доказать неправоту оценок римского автора. Впрочем, его продолжали ценить интеллектуалы. Особенно хорошо его знали в Германии. Карл Маркс и Фридрих Энгельс высоко оценивали Тацита и неоднократно обращались к его сочинениям. В частности, в классической работе Энгельса «Происхождение семьи, частной собственности и государства» очень много ссылок на «Германию». Сочинения историка использовали также Георг Гегель , Фридрих Ницше , Макс Вебер.

К Тациту обращался Николай Карамзин во время работы над «Историей государства российского». Александр Пушкин внимательно читал Тацита и вдохновлялся им в процессе написания «Бориса Годунова», а среди заметок поэта есть «Замечания на „Анналы“ Тацита». В них Пушкин не столько обращал внимание на язык этого автора, сколько находил противоречия в сообщаемых им фактах, а также обращался к анализу историко-культурного контекста эпохи. В России революционное толкование идей Тацита вдохновляло декабристов и Александра Герцена. Последний называл его «необъятно великим » и в 1838 году написал под его влиянием небольшую работу «Из римских сцен».

Влияние в Германии

Памятник Арминию возле Детмольда (возведён в 1838-1875 гг.)

Благодаря тому, что сочинения Тацита содержали немало географических и этнографических описаний германских территорий, они нередко использовались для исследования древней истории Германии.

Несмотря на достаточно активное использование в эпоху каролингского возрождения, впоследствии Тацит был практически забыт в Германии вплоть до XV века, когда итальянские гуманисты стали внимательно изучать его рукописи. 31 августа 1457 года кардинал Энеа Сильвио Пикколомини, в скором времени ставший папой римским под именем Пия II, получил письмо от секретаря епископа Майнца Мартина Майра (нем. Martin Mair). Майр озвучил распространённое в народе недовольство политикой католической церкви. В Германии проводили параллели между текущей ситуацией и временами Римской империи, а церковную десятину сравнивали с уплатой налогов. Именно из-за римлян, полагали там, их некогда великая страна пришла в упадок. В ответ Пикколомини написал трактат, где на материале «Германии» Тацита показывал дикое и бесславное прошлое германцев (для этого он отобрал только негативные их характеристики у Тацита) и прогресс, которого они добились благодаря Риму. Это сочинение быстро распространилось в Германии, но своей цели не достигло. Оно было воспринято как провокация и лишь усилило антиитальянские и антипапские настроения. Тем не менее, благодаря Пикколомини в Германии заново открыли сочинения Тацита - важнейшие источники по истории своих предков.

В 1500 году немецкий гуманист Конрад Цельтис указал на недостаточность знаний о древних германцах и призвал собирать и распространять все доступные свидетельства о них. Впрочем, Цельтис был уже знаком с «Германией» - при занятии кафедры университета в Ингольштадте в 1492 году он произнёс речь, в основе которой лежало это сочинение. Узнав о «Германии» от Пикколомини, Цельтис изучил это сочинение и стал распространять противоположную точку зрения на жизнь древних германцев. Благодаря Пикколомини и Цельтису «Германия» Тацита начала активно печататься на немецкоязычных землях, а в 1535 году Якоб Мицилл (Мольцер) перевёл это сочинение на немецкий язык. С подачи Цельтиса гуманист Ульрих фон Гуттен в начале XVI века обратился к сочинениям Тацита для создания идеализированного образа древних германцев. В отличие от Пикколомини, он подчеркнул не негативные характеристики германцев, а только позитивные. На основе «Германии», «Анналов», а также небольшой «Истории» римского автора Веллея Патеркула фон Гуттен создал идеализированный образ вождя германского племени херусков Арминия, разбившего римлян в Тевтобургском Лесу. Немецкий гуманист утверждал, что Арминий - более талантливый полководец, чем Сципион, Ганнибал и Александр Македонский. Благодаря фон Гуттену Арминий стал считаться национальным героем Германии, и образ борца за свободу своего народа против Рима сыграл значительную роль в становлении германского национального движения. Трактовку фон Гуттеном Арминия поддержал инициатор Реформации Мартин Лютер, который высказал предположение, что Arminius - искажённая форма германского имени Hermann . Некоторое время в начале XVI века популярными были шовинистические трактовки сочинений Тацита, утверждавшие вековечное превосходство германцев над римлянами. Таким образом, небольшое сочинение римского историка получило актуальность в связи со становлением германского национального движения и началом Реформации.

Тацит. Германия, 4

«Сам я присоединяюсь к мнению тех, кто полагает, что населяющие Германию племена, никогда не подвергавшиеся смешению через браки с какими-либо иноплеменниками, искони составляют особый, сохранивший изначальную чистоту и лишь на себя самого похожий народ. Отсюда, несмотря на такое число людей, всем им присущ тот же облик: жёсткие голубые глаза, русые волосы, рослые тела, способные только к кратковременному усилию; вместе с тем им не хватает терпения, чтобы упорно и напряжённо трудиться, и они совсем не выносят жажды и зноя, тогда как непогода и почва приучили их легко претерпевать холод и голод».

В XVII веке тема противостояния с Римом более не была столь актуальной, и внимание к Тациту в Германии несколько ослабло. Изменилась и сфера использования «Германии» в литературе: записанные Тацитом свидетельства о древних германцах использовались уже повсеместно - от драматических и сатирических произведений до лингвистических трактатов. К римскому историку активно обращались философы Иоганн Гердер и Иоганн Фихте, а в начале XIX века идеологи немецкого национализма Эрнст Мориц Арндт и Фридрих Людвиг Ян строили свои идеализированные картины жизни древних германцев на основе описаний Тацита. Арндт, в частности, приписывал немцам многие положительные черты, которые Тацит приписал древним германцам. Он также утверждал, что современные немцы сохранили значительно больше черт своих доблестных предков, чем все другие европейские народы унаследовали от своих праотцов. При государственной поддержке был построен памятник Арминию, чьё строительство вдохновил памятник Верцингеторигу под Алезией. По французскому образцу в Германии началось целенаправленное археологическое изучение местностей, описанных Тацитом. Большинство исследований идеализировали германцев и прошлое в целом, а некоторые учёные обращались к Тациту в попытках реконструировать исконный немецкий Volksgeist - «народный дух». Со временем получила большое распространение идея об уникальности германцев и их превосходстве над другими народами Европы.

Благодаря тому, что в немецком национальном движении распространилась односторонняя трактовка «Германии» как сочинения, описывающего достоинства древних германцев, «Германия» нередко привлекалась идеологами национал-социализма в 1930-е годы. Наиболее активным человеком, который распространял и приспосабливал его для нужд национал-социализма, был рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер. Впервые он прочитал «Германию» в молодости и был ей потрясён. После своего возвышения он всячески пропагандировал положительные характеристики германцев у Тацита, а в 1943 году направил в Италию руководителя отдела «Аненербе» Рудольфа Тилля для изучения «Codex Aesinas » - одной из древнейших рукописей «Германии». Особой популярностью пользовался фрагмент о сохранении германцами расовой чистоты; это наблюдение римского историка служило одной из основ новой «антропологии». Так, в 30-е годы специалист по расовой теории Ганс Гюнтер считал это свидетельством заботы древних германцев о сохранении расовой чистоты, что согласовывалось с принятием в 1935 году Нюрнбергских расовых законов. Знакомство с наблюдениями Тацита о взаимосвязи расовой чистоты и военной доблести обнаруживается у Хьюстона Стюарта Чемберлена, Альфреда Розенберга и Адольфа Гитлера. Иные толкования Тацита не приветствовались: когда в 1933 году кардинал Михаэль фон Фаульхабер обратился к верующим с новогодним посланием, используя доводы Пикколомини о варварстве древних германцев, его отпечатанную речь сжигали на улицах члены «Гитлерюгенда», а в сторону его резиденции дважды стреляли.

Научное изучение Тацита

Научное изучение сочинений

Гастон Буассье (1823-1908) - исследователь творчества Тацита и автор монографии о нём

Василий Иванович Модестов (1839-1907) - автор монографии о Таците и перевода его сочинений на русский язык

Рональд Сайм (1903-1989) - автор двухтомной монографии и ряда статей о Таците

В XVI веке Беат Ренан впервые осуществил издание сочинений Тацита с филологическими комментариями. В нём он противостоял модным в то время попыткам использовать сочинения римского историка в немецкой публицистике. В частности, публицисты нашли всем современным германским землям соответствия в виде племён древних германцев, что Ренан подверг сомнению. Бо́льшую известность, однако, получили комментированные издания Тацита авторства известного филолога Юста Липсия - именно его обычно считают первым исследователем творчества Тацита. Липсий предложил по меньшей мере тысячу эмендаций (целенаправленных исправлений, основанных на изучении разночтений во всех рукописях, с целью исключить ошибки средневековых переписчиков и восстановить оригинальное написание) к одним только «Анналам», хотя некоторые из них он позаимствовал у предшественников.

В 1734 году Шарль Монтескьё написал небольшой трактат «Рассуждение о причинах величия и упадка римлян». В этом сочинении французский просветитель критически подошёл к сведениям историка и, сопоставив его информацию с другими источниками, пришёл к выводу о его предвзятости. Вольтер пошёл ещё дальше в оценке субъективности Тацита и считал его публицистом, к сведениям которого следует относиться скептически. В XIX веке идеи о вторичности творчества Тацита получили в Европе большое распространение. Как правило, исследователи признавали его несомненные литературные достоинства, но отрицали его мастерство историка. Теодор Моммзен раскритиковал его отрывочные, недостоверные и противоречивые сведения о военных кампаниях и назвал Тацита «самым невоенным из историков ». Невысоко оценивал его и французский историк Амедей Тьерри, который подчёркивал огромную важность Римской империи для европейской истории и скептически подошёл к Тациту, критиковавшему императоров. Впрочем, существовали и более высокие его оценки как историка (в частности, Гастон Буассье считал его правдивым автором, хотя и признавал некоторую его предвзятость).

В Российской империи изучением Тацита занимались Д. Л. Крюков, И. В. Цветаев, В. И. Модестов, М. П. Драгоманов, И. М. Гревс (впрочем, его итоговая монография о Таците вышла лишь посмертно, в 1946 году, а в 1952 году её перевели на немецкий язык). В. И. Модестов доказывал несостоятельность критической традиции, принижавшей значение римского историка как оригинального и достойного доверия автора, утверждал его беспристрастность, а позднее издал полный перевод его сочинений, который сохранял свою ценность и спустя столетие. М. П. Драгоманов, напротив, критиковал предвзятость Тацита, который, по его мнению, был чересчур пристрастен в отношении императора Тиберия. И. М. Гревс подчёркивал его мастерство в обличении пороков своего времени, в описании сражений (ср. с оценкой Моммзена) и в деловитости описания, упрекал в отсутствии единых критериев установления истины, но при этом признавал его в целом беспристрастным и правдивым, склонным к анализу ряда источников.

В начале XX века с накоплением и развитием историографии критическая традиция стала определять отношение к Тациту. Оценки историком первых римских императоров начали рассматриваться как необъективные практически повсеместно. Особенно ярко эта тенденция проявилась в освещении правления Тиберия. Исследователи упрекали его в том, что в описании правления этого императора Тацит находился под решающим влиянием нескольких сочинений оппозиционно настроенных предшественников. Кроме того, Тациту ставили в вину отражение не исторической реальности, а собственных представлений о ней, а также указывали на активное использование им риторических приёмов для поддержки своей позиции.

Во второй половине XX века появилось несколько крупных обобщающих работ, посвящённых Тациту. Двухтомная книга Рональда Сайма «Тацит», изданная в 1958 году, быстро завоевала признание в качестве фундаментальной не только о самом историке, но и о его времени. Эта работа стала также считаться одним из образцов того, как следует изучать жизнь и творчество автора в историко-культурном контексте. Эта работа также показывает, насколько Сайм - один из крупнейших антиковедов XX века - находился под влиянием Тацита. Помимо Сайма, монографические исследования издали Кларенс Менделл, Этторе Параторе, Рональд Мартин, Пьер Грималь, Рональд Меллор, Рианнон Эш. Кроме того, в 1968 году венгерский учёный Иштван Боржак написал обстоятельную статью о нём для 11-го дополнительного тома энциклопедии Паули-Виссова. Занимались Тацитом и другие исследователи. В русскоязычной историографии единственной обобщающей работой об историке в этот период стала монография Г. С. Кнабе «Корнелий Тацит», изданная в 1981 году. Кроме него, в СССР изучением Тацита занимались И. М. Сидорова, А. Г. Бокщанин, М. А. Шмидт, И. М. Тронский, С. Л. Утченко, Т. И. Кузнецова, А. С. Крюков. В этот период большинство учёных признало несомненные достоинства Тацита как литератора и как историка, однако зачастую его оценка правления Тиберия продолжала считаться необъективной.

Споры о подлинности сочинений

Вскоре после распространения работ Тацита в Европе у исследователей появились сомнения о подлинности «Диалога об ораторах», поскольку это сочинение сильно отличается по стилю от других работ историка. Ещё в XVI веке Беат Ренан и Юст Липсий впервые подвергли сомнению авторство Тацита. Критика основывалась на стилистических различиях между «Диалогом» и другими произведениями Тацита (по стилю сочинение похоже на диалоги Цицерона), из-за которых авторство «Диалога» приписывалось Квинтилиану, Светонию либо же Плинию Младшему. Впрочем, заметно отличающийся стиль может быть объяснён жанровыми различиями (основную часть произведения занимает прямая речь). В настоящее время полемика о подлинности «Диалога» завершена, и Тацит считается его автором практически всеми учёными-филологами.

Принадлежность Тациту больших исторических сочинений долгое время не подвергалась сомнению. Одним из первых усомнился в подлинности этих работ Вольтер, хотя французский просветитель ограничился лишь предположением. Новые попытки оспорить авторство Тацита появились уже в XIX веке под влиянием традиции гиперкритики источников и, прежде всего, школы Бартольда Нибура. При этом все попытки доказать поддельность сочинений Тацита были сделаны не историками, а публицистами. В 1878 году британский писатель Джон Уилсон Росс выпустил работу «Тацит и Браччолини: Анналы, созданные в пятнадцатом веке » (англ. Tacitus and Bracciolini: the Annals forged in the Fifteenth Century), в которой утверждал, что сочинения Тацита - это подделка, выполненная итальянским гуманистом Поджо Браччолини (Браччолини разыскал в монастырях Италии и Германии ряд рукописей латинских авторов, в том числе и сочинения Корнелия Тацита, подробнее см. выше). В 1890 году французский писатель Полидор Гошар издал сочинение «Об оригинальности Анналов и Истории Тацита » (фр. De l"authenticité des Annales et des Histoires de Tacite), в котором повторил основные мысли Росса в более развёрнутой форме. Хотя оба этих сочинения вызвали некоторый интерес в обществе, учёным сообществом они не воспринимались всерьёз. К середине XX века они были отвергнуты абсолютным большинством исследователей.

Тацит о христианстве

В книге XV «Анналов» Тацит уделяет один абзац описанию преследований и казней христиан при Нероне. Уже во время Великого пожара Рима в 64 году император начал искать виновных, и в качестве козлов отпущения его выбор пал на христианскую общину Рима.

«Но ни средствами человеческими, ни щедротами принцепса, ни обращением за содействием к божествам невозможно было пресечь бесчестящую его [Нерона] молву, что пожар был устроен по его приказанию. И вот Нерон, чтобы побороть слухи, приискал виноватых и предал изощрённейшим казням тех, кто своими мерзостями навлёк на себя всеобщую ненависть и кого толпа называла христианами. Христа, от имени которого происходит это название, казнил при Тиберии прокуратор Понтий Пилат; подавленное на время это зловредное суеверие стало вновь прорываться наружу, и не только в Иудее, откуда пошла эта пагуба, но и в Риме, куда отовсюду стекается всё наиболее гнусное и постыдное и где оно находит приверженцев. Итак, сначала были схвачены те, кто открыто признавал себя принадлежащими к этой секте, а затем по их указаниям и великое множество прочих, изобличённых не столько в злодейском поджоге, сколько в ненависти к роду людскому. Их умерщвление сопровождалось издевательствами, ибо их облачали в шкуры диких зверей, дабы они были растерзаны насмерть собаками, распинали на крестах, или обречённых на смерть в огне поджигали с наступлением темноты ради ночного освещения. Для этого зрелища Нерон предоставил свои сады; тогда же он дал представление в цирке, во время которого сидел среди толпы в одежде возничего или правил упряжкой, участвуя в состязании колесниц. И хотя на христианах лежала вина и они заслуживали самой суровой кары, всё же эти жестокости пробуждали сострадание к ним, ибо казалось, что их истребляют не в видах общественной пользы, а вследствие кровожадности одного Нерона» .

В конце XIX века в изучении истории религии сложились два направления - мифологическое и историческое. Учёные, работавшие под влиянием мифологической школы, отрицали историчность Иисуса , а свидетельства о нём и христианах у римских авторов I-II веков н. э., как правило, считали вставками средневековых монахов-переписчиков. В частности, немецкий учёный Артур Древс считал упоминание Тацитом Христа более поздней подделкой. Однако выводы мифологической школы были подвергнуты критике, и к 1940-му году она в основном утратила влияние в западной историографии. В советской исторической науке представления, схожие с выводами мифологической школы, сохраняли влияние и позднее, до введения в оборот Кумранских рукописей.

Слово «christianos » в оригинале рукописи «Медицейская II». Красной стрелкой отмечен пробел

Учёные, работавшие в рамках исторической школы, постарались извлечь максимум информации из сравнительно небольшого пассажа Тацита. Это стало возможным в результате доказательства оригинальности этого фрагмента Тацита; в современной историографии принято считать рассказ римского историка правдивым. В 1902 году филолог Георг Андресен предположил, что в оригинале рукописи «Медицейская II» - единственной, в которой сохранился этот фрагмент - слово, обозначающее христиан, изначально было написано по-иному, а затем исправлено. Согласно его наблюдениям, между буквами i и s в слове christianos находится необычно большой разрыв, что нехарактерно для средневековых переписчиков - они старались экономить дорогой пергамент. Впоследствии с помощью изучения оригинала манускрипта под ультрафиолетовыми лучами было установлено, что первоначально в рукописи было написано chrestianos , но затем букву e исправили на i . При этом имя самого Христа в манускрипте однозначно указано как Christus . Современные издания текста Тацита и исследования обычно следуют оригинальному прочтению рукописи (chrestianos , но Christus ). Причина разночтения остаётся невыясненной.

Немало литературы посвящено разбору вопросов о связи Великого пожара с преследованиями христиан Нероном, возможности причастности христиан к поджогам, а также юридическим основаниям для казни христиан. Наконец, существуют и различные варианты понимания отдельных слов фрагмента (в частности, смысл некоторых фраз исказился при переводах на русский язык).

Память

В 1935 г. Международный астрономический союз присвоил имя Тацита кратеру на видимой стороне Луны.

Библиография

Русские переводы:

О положении, обычаях и народах древней Германии. Из сочинений Каия Корнелия Тацита . / Пер. В. Светова. СПб, 1772.
Жизнь Юлия Агриколы. Творение Тацитово . / Пер. И. Горина. М., 1798. 103 стр.
К. Корнелия Тацита Юлий Агрикола. / Пер. Ф. Поспелова. СПб, 1802. 100 стр.
Разговор об ораторах, или О притчинах испортившегося красноречия, писанной римским историком К. Корнелием Тацитом . / Пер. Ф. Поспелова. СПб, 1805. 108 стр.
Летописей К. Корнелия Тацита … / Пер. Ф. Поспелова. СПб, 1805-1806. Ч. 1. 1805. 424 стр. Ч. 2. 1805. 235 стр. Ч. 3. 1805. 605 стр. Ч. 4. 1806. 660 стр.
История К. Корнелия Тацита . / Пер. Ф. Поспелова. СПб, 1807. 660 стр.
Летопись К. Корнелия Тацита . / Пер. С. Румовского. СПб, 1806-1809. (на рус. и лат. яз.) Т. 1. 1806. XLVI, 468 стр. Т. 2. 1808. 279 стр. Т. 3. 1808. 305 стр. Т. 4. 1809. 319 стр.
Летопись К. Корнелия Тацита . / Пер. А. Кронеберга. М., 1858. Ч. 1. 293 стр. Ч. 2. 241 стр.
Книга П. Корнелия Тацита о положении, нравах и народах Германии. / Пер. Г. Нейкирха. Одесса, 1867. 55 стр.
Сочинения П. Корнелия Тацита , все какие сохранились. / Пер. А. Клеванова. М., 1870.
- Ч. 1. Исторические записки. О Германии. Жизнь Агриколы. Разговор о старом и новом красноречии. LXI, 339 стр.
- Ч. 2. Летописей книги I-XVI. XXXVI, 384 стр.
Сочинения Корнелия Тацита . / Пер., ст. и прим. В. И. Модестова. СПб., 1886-1887.
- Т. 1. Агрикола. Германия. Истории. 1886. 377 стр.
- Т. 2. Летопись. Разговор об ораторах. 1887. 577 стр.
Корнелий Тацит . Сочинения. В 2 т. (Серия «Литературные памятники»). Л., Наука. 1969. Т. 1. Анналы. Малые произведения. 444 стр. Т. 2. История. 370 стр.
- перераб. издание: Корнелий Тацит . Сочинения. Т.1-2. Т.1. Анналы. Малые произведения. / Пер. А. С. Бобовича. 2-е изд., стереотипное. Т.2. История. / Пер. Г. С. Кнабе. 2-е изд., испр. и перераб. Статья И. М. Тронского. Отв. ред. С. Л. Утченко. (1-е изд. 1969 г.). (Серия «Литературные памятники»). СПб, Наука. 1993. 736 стр.

Личность Публия Корнелия Тацита.

Публий Корнелий Тацит (Publius Cornelius Tacitus) (ок. 54 – ок. 120 гг. н.э.) – замечательный римский историк и один из великих представителей мировой литературы, а также политический деятель эпохи заката Рима. Непредсказуемые повороты истории сформировали у Тацита отношение к ней как к великому драматическому действу и придали трагическое звучание его прозе.

Жизнь его не может быть воспроизведена с точностью и полнотою. Факты биографии Тацита можно восстановить по немногочисленным свидетельствам античных авторов и редким упоминаниям историка о своей жизни.

Год рождения Тацита устанавливается, исходя из косвенных данных: известно, что он был возведен в звание квестора в последние годы правления Веспасиана (78 г. или 79 г. н.э.). Занять квесторскую должность, первую магистратуру, вводившую в сенат, можно было, лишь достигнув 25 лет. Таким образом, можно предположить, что год рождения Тацита около 53-54 гг. н.э. Также друг Тацита, историк Плиний Младший, в одном из своих писем к нему указывает, что они оба были «приблизительно одного возраста», но прибавляет, что, будучи еще «юнцом», ставил себе в образец Тацита, пользовавшегося уже тогда большой славой. Очевидно, Плиний был несколько моложе Тацита, хотя и считал возможным причислять себя к тому же поколению, что и его старший друг. Год рождения Плиния известен – 61–62 гг. н.э. Исследователи полагают, что Тацит был на 5-6 лет старше, поэтому в качестве вероятной даты рождения историка указывают 55–57 гг. н.э.

Попытки более конкретно уточнить происхождение Тацита не вышли за пределы догадок. Исходят, например, из имени историка: Публий Корнелий Тацит. Корнелии – одно из наиболее распространенных римских родовых имен в Италии и в провинциях, но лишь немногие из его носителей являлись потомками древних патрицианских Корнелиев. В этом патрицианском роде не было ветви Тацитов. «Тацит» как третий элемент имени («прозвище») встречается при разных родовых именах. Надписи показывают, что «Тациты» были локализованы преимущественно в двух областях – в Северной Италии, и притом на территории к северу от реки По, и в Южной (Нарбонской) Галлии, которая стала римской провинцией еще во II в. н.э. Это даёт основание ряду современных исследователей относить происхождение семьи Корнелиев Тацитов к одной из названных областей. При этом против Северной Италии как родины Тацита говорит то обстоятельство, что уроженец этой области Плиний Младший, часто подчеркивающий всё, что сближает его с Тацитом, никогда не называл историка своим земляком.

По своему происхождению Корнелий Тацит, скорее всего, принадлежал к малоизвестной незнатной италийской всаднической семье. Сословие всадников составляли выходцы из провинции, которые в середине I века н.э. начали постепенно оттеснять римскую аристократию от кормила государственной власти, занимая места в сенате, становясь прокураторами, квесторами, консулами.

Тем не менее, эта гипотеза остается лишь догадкой. Неизвестно точно ни родины Тацита, ни того, где он провел детство, где и у кого он учился. Он мог от рождения или с малых лет жить в Риме, но нет никаких положительных данных, чтобы утверждать это.

Однако где бы ни проходили первые годы жизни историка, обучение мальчиков в состоятельных римских семьях, особенно там, где задачей являлась подготовка к государственным должностям, имело стандартный характер и развертывалось по нескольким обязательным ступеням. Первоначальным учителем был грамматист, у которого дети учились чтению и письму и элементам счёта. В верхушечных слоях общества чтение и письмо предусматривались как на латинском языке, так и на греческом, владение которым было необходимо для всякого мало-мальски образованного римлянина. Грамматиста сменял грамматик. В отличие от обучения у грамматиста, которое в богатых семьях чаще всего носило домашний характер, грамматик обычно содержал школу.

Юношеские годы Тацит провел в Риме, где учился красноречию у ведущих ораторов римского Форума – его учителем риторики был Квинтилиан, позднее он учился у ораторов Марка Апра и Юлия Секунда, людей незнатного происхождения, провинциалов из Галлии, они блистали красноречием в гражданском суде, но не играли видной роли в государственной жизни. Им Тацит отвёл роль спорящих в «Диалоге об ораторах».Корнелий Тацит получил блестящее грамматическое и риторическое образование. Об этом свидетельствует его эрудиция, свободное владение словом, блестящий стиль изложения, тщательно проработанная аргументация.

О первых самостоятельных шагах Тацита на политическом поприще известно гораздо больше, чем о его детстве и юности. Уже в первые годы правления императора Веспасиана он проявил себя как талантливый оратор и снискал себе славу великолепного адвоката, чему способствовали его незаурядные способности и трудолюбие. Среди его друзей был историк Плиний Младший (Gaius Plinius Caecilius Secundus), который в письмах к Тациту отдавал дань ораторскому дару писателя. От него мы узнаём, что в конце 70-х гг. н.э. «громкая слава Тацита была уже в расцвете».Однако по всей вероятности, до нас не дошли ранние произведения Тацита, те сочинения, которые сохранились, были написаны в зрелом возрасте.

Начало восхождения Тацита на политический Олимп пришлось на время правления императора Веспасиана, который лично выдвинул его на вакантное место в младшую магистратуру. «Кандидат цезаря» был избран единогласно. Несмотря на постоянную смену верховной власти в Риме, общественная и политическая деятельность Тацита складывалась весьма успешно. Он упрочил свое положение удачной женитьбой в 78 г. н.э. на дочери известного римского полководца и сенатора всаднического происхождения Гнея Юлия Агриколы (Gnaeus Iulius Agricola), так как предпочтение оказывалось кандидатам, имеющим детей, и молодые римляне из верхушечных слоев часто вступали в брак в начале третьего десятилетия своей жизни, после военной службы, на подступах к государственным должностям. Юлий Агрикола был отмечен Веспасианом за победы в Британии и получил от него достоинство патриция. Этот брак ввёл Тацита в сенаторское сословие – при Домициане Тацит был удостоен сенаторского звания и поднялся до ранга нобилей, став в 88 г. н.э. претором. В год своей претуры он должен был принимать участие в организации и руководстве «Столетними играми», празднества, которым император пожелал отметить своё правление. По окончании претуры Корнелий Тацит находился на государственном посту в одной из провинций.

Возвратившись в Рим в конце 93 г. н.э., Тацит среди террора Домициановой тирании был вынужден устраниться от участия в делах. Оставаясь безмолвным наблюдателем совершавшихся в столице мрачных событий, он почувствовал призвание углубиться в историческую работу. При императоре Тите Корнелий Тацит стал квестором. 18 сентября 96 г. н.э. Домициан был убит. Императором был провозглашен престарелый сенатор Нерва. В 97 г. н.э. Корнелий Тацит стал консулом. Тогда же Нерва объявил о том, что усыновляет известного полководца Ульпия Траяна, командовавшего тогда армией в Верхней Германии, и делает его своим соправителем. В 98 г. н.э. Нерва умер, и Траян остался единоличным императором (98-117 гг.). А при нём в 112–113 гг. Корнелий Тацит получил традиционное для бывшего консула годичное наместничество в провинции Азия. Как член «Коллегии пятнадцати мужей» (жреческой коллегии квиндецимвиров), управлявшей культами иноземного происхождения, он занимал пожизненно жреческую должность (это было высшее признание заслуг перед римским народом и сенатом).

Умер Публий Корнелий Тацит вскоре после вступления на престол Адриана. Точный год его смерти неизвестен.

Публий Корнелий Тацит как писатель и историк.

Богатый жизненный опыт, запечатлевшийся в высоко настроенной душе Корнелия Тацита, яркие воспоминания старших современников о начале империи, прочно усвоенные его глубоким умом, внимательное изучение исторических памятников - всё это дало ему большой запас сведений о жизни римского общества в I в. н.э. Проникнутый политическими принципами старины, верный правилам древней нравственности, Тацит чувствовал невозможность осуществить их на общественном поприще в эпоху личного правления и развращенных нравов. Это побудило его служить благу Родины словом писателя, повествуя согражданам об их судьбах и поучая их добру изображением окружавшего зла: Корнелий Тацит стал историком-моралистом.

Литературное наследство Тацита велико: в нём есть так называемые «малые» произведения и произведения «значительные», а также многочисленные ораторские речи, которые, к сожалению, не дошли до нас. К «малым» произведения Тацита относятся «Диалог об ораторах» («Dialogus de oratoribus», около 77 г. н.э.), «Жизнеописание Юлия Агриколы» («De vita et moribus Julii Agricolae», около 98 г. н.э.), «О происхождении германцев и местоположении Германии» («De origine, situ, moribus ac populis Germanorum», около 98 г. н.э.). К «значительным» произведениям относят «Историю» («Historiae», 104-109 гг. н.э.) и «Анналы» («Annales» или «Ab excessu divi Augusti», около 110-117 гг. н.э.).

Корнелий Тацит имел дружеские отношения с известным римским историком Плинием Младшим. Плиний и Тацит посылали друг другу свои труды до их выхода в свет для взаимной критики и стилистической правки: «Плиний Тациту привет. Книгу твою я прочитал и как мог тщательнее отметил то, что считал нужным изменить и что исключить. Я ведь привык говорить правду, а ты ее охотно слушаешь. Никто не выслушивает порицаний терпеливее людей, больше всего заслуживающих похвал. Теперь я жду от тебя мою книгу с твоими пометками. Какой приятный, какой прекрасный обмен! Меня восхищает мысль, что потомки, если им будет до нас дело, постоянно будут рассказывать, в каком согласии, в какой доверчивой искренности мы жили!»

Литературная деятельность Корнелия Тацитав юные годы выражалась лишь в составлении речей для процессов, которые он вёл как защитник или обвинитель. Практика убедила его, что во время господства монархии не может процветать свободное красноречие, и доказательству этой мысли было посвящено его первое сочинение - рассмотрение судьбы красноречия и рассуждение о причинах упадка ораторского искусства в Древнем Риме – «Диалог об ораторах». Это очень небольшая работа, содержащая всего 42 главы, написанная изящным языком, обнаруживающим признаки оригинального стиля позднейших сочинений Тацита, не только ценная в литературном отношении, но и богатая историческими данными. Изложение прочувствованное, тонкое, остроумное, но ещё не лишённое горечи. Ряд живых типических образов представителей римской образованности проходит перед глазами читателя.

В ходе диалога его участники - риторы Марк Апр и Юлий Секунд, трагический поэт Матерн и архаист Мессала приходят к выводу, выражающему взгляды Корнелия Тацита на творчество: если красноречие прошлого было неразрывно связано с республиканскими свободами, то в эпоху империи оно утратило свою гражданственность, стало орудием льстеца и превратилось в риторику, исполненную лишь поверхностного блеска. В качестве причин упадка он называл: безнравственность молодежи, беспечность родителей, недостаток образования в области грамматики, права, философии, пустячную тематику речей, декламаторский стиль, забвение старой традиции. К тому же на историка повлияла смена политических условий: уменьшение влияния народа на политику и упадок судебной практики вытеснили свободу слова и прекратили развитие риторики. Образцом для Тацита был Марк Туллий Цицерон (Marcus Tullius Cicero), от которого он унаследовал многие мысли, а также стиль и язык, которые отличают «Диалог об ораторах» от всех других произведений Тацита. Поскольку «Диалог» вышел анонимно, а стиль и язык напоминали Цицерона, некоторые приписывали авторство этого произведения Марку Фабию Квинтилиану (Marcus Fabius Quintilianus), Гаю Светонию Транквиллу (Gaius Suetonius Tranquillus) или Плинию Младшему. Так уже в ранних произведениях Тацита рождался знаменитый «тацитовский» стиль, достоинства которого состояли не только в совершенстве литературного изложения, но и в умении обойти острые сюжеты с помощью иносказаний, иронии, поэтических метафор.

Появление исторических трудов Тацита относится ко времени царствования Траяна, когда справедливость и мягкость правителя обеспечила свободу слова. Он начал с двух очерков, появившихся в 98 г. н.э.: «Жизнеописание Юлия Агриколы» и «О происхождении германцев и местоположении Германии».

«Жизнеописание Юлия Агриколы» - биография его тестя, замечательного римского полководца Гнея Юлия Агриколы - относится к традиционному в Риме жанру похвального слова, произносимого в честь усопшего, воздающего хвалу его гражданским доблестям и военным подвигам. Это произведение, небольшое по размерам, состоит из 46 глав. Биография Юлия Агриколы была издана Тацитом в первые годы правления Траяна, приход к власти которого связывали с восстановлением законности в государстве. Однако Тациту было очевидно, что в Риме уже был невозможен возврат к демократическому правлению и подлинной свободе слова. Автор не придерживался строго рамок биографии, он обогатил её географическими и этнографическими вставками. Тацит набрасывает образ своего тестя, который прославился там как способный наместник и вождь, завоевав расположение даже жителей покоренной Британии. Жизнеописание Агриколы открывается размышлениями историка о своей эпохе, по которым мы можем судить, что стояло за внешними фактами блестящей карьеры Тацита. В течение долгих лет правления Домициана люди были обречены на молчание и страх. Не оказывая сопротивления злу, они становились соучастниками кровавых преступлений тирана. Тацит вел рассказ о жизни и делах своего тестя и одновременно говорил о себе, возможно, отвечая тем, кто мог осуждать его собственную службу при жестоком и деспотичном императоре. Он создал образ достойного государственного мужа, исполнявшего свой гражданский долг, невзирая на произвол императорской власти.

Сочинение это также изобилует материалом для знакомства с эпохою вообще. Автор сообщает важные сведения о населении Британских островов и о нравах римского общества во время Домициана. Язык не чужд искусственности, смягчаемой теплотою тона, богатством живописи. Фигура героя и фон, на котором она рисуется, написаны мастерски. По мысли Тацита, хорошие люди могут жить и действовать и при худых государях; силою духа в подвигах для процветания государства и стойким воздержанием от участия в злодеяниях тиранов они приобретают славу для себя и показывают другим добрый пример. Источником для произведения стали воспоминания самого Юлия Агриколы и его отчёты из Британии.

В том же году Тацит издал свою небольшую, но знаменитую «Германию» или «О происхождении германцев и местоположении Германии». В общем очерке (1-27 главы) Тацит обозначил границы страны германцев, упомянул об их происхождении, а также описал их социальный строй, политическое устройство германского государства, общественную жизнь, а также быт германцев. В следующей части (28-46 главы) Тацит охарактеризовал отдельные народы, особенности их учреждений и обычаи. В оценке германцев Тацит довольно объективен. Свой анализ Тацит провёл с позиции представителя римской аристократии, прекрасно осознавшего различия культурных уровней римлян и германцев, безоговорочно веровавшего в то, что мир варварства и мир цивилизации изначально антагонистичны. Однако в отличие от своих современников, видевших в тех, кто не был гражданином Рима, примитивных, низших существ, движимых исключительно животными инстинктами и не способных к творческой, созидательной деятельности, он продемонстрировал более взвешенный и объективный подход. Признавая тот факт, что германцы находились на более низкой ступени культурного развития, чем римляне, Тацит вместе с тем подчеркивал, что они обладали рядом чрезвычайно ценных качеств, которые утрачены гражданами Вечного города. Корнелий Тацит стал первым из римских авторов, кто издал монографию этнографического плана о жизни чужих племён.

Интерес римского общества к жизни народов, населявших пограничные с империей земли, в частности к германцам, был связан с постоянными войнами, которые вёл император.

Учёные много спорили о «Германии» Тацита. Одни утверждали, что это только политический памфлет, написанный с целью удержать Траяна от гибельного похода вглубь Германии рассказом о силе её племён. Другие считают её сатирой на римские нравы или утопией политического сентименталиста, видевшего золотой век в первобытном неведении.Правильным можно назвать лишь тот взгляд, который считает сочинение Корнелия Тацита серьёзным этнографическим этюдом о жизни народов, начинавших играть видную роль в римской истории. Составленная на основании если не личных наблюдений, то сведений из первых рук и изучения всего раньше написанного о предмете, «Германия» является важным дополнением к главным историческим сочинениям Тацита. Для науки о германских древностях большое счастье, что во главе её источников стоит замечательное произведение, давшее возможность начать историю Германии с I в. н. э. В нём сообщаются незаменимые данные, хотя зачастую и не подтверждённые никакими археологическими материалами.

Разногласия в оценке «Германии» Тацита вытекали из того, что моралистический элемент в ней ещё более силен, чем в «Жизнеописании Юлия Агриколы»: римлянин, встревоженный бедствиями Родины, невольно строит печальные антитезы между слабостью соотечественников и силою угрожавшего им неприятеля. Но изображение у Тацита нравов полудиких соседей далеко не идиллическое. Глубокой исторической прозорливостью звучат слова из 33 главы: «Да пребудет, молю я богов, и еще больше окрепнет среди народов Германии если не расположение к нам, то, по крайней мере, ненависть к своим соотечественникам, ибо, когда империи угрожают неотвратимые бедствия, самое большее, чем может порадовать нас судьба, – это распри между врагами».В этих словах автор выразил пожелание, чтобы не прекращались междоусобия германских варваров, так как раздоры внешних врагов отдаляли наступление грозного рока, который готовили государству его внутренние неустройства.

В данной работе Тацит опирался преимущественно на вторичные источники – произведения греческого историка Посидония, а из латинских авторов – Цезаря, Саллюстия, Ливия, Веллея Патеркула, а в особенности, на произведение Плиния Старшего «Германская война». Современную ему Германию Тацит мог знать также по сообщениям купцов и воинов.

Он обратил внимание на то, что общественное устройство германцев базировалось на принципах демократии, что власть их вождей была ограничена такими представительными органами, как советы старейшин, что цари у них выбирались из числа наиболее достойных и мудрых. С особым пиететом он повествовал о моральных установлениях германцев. В частности он отмечал следующее: «Браки у них соблюдаются в строгости, и ни одна сторона их, нравов не заслуживает такой похвалы, как эта, ведь они почти единственные из варваров довольствуются, за очень немногим исключением, одной женой, а если кто и имеет по несколько жен, то его побуждает к этому не любострастие, а занимаемое им положение. Так награждается их целомудрие, и они живут, не зная порождаемых зрелищами соблазнов, не развращаемые обольщеньями пиров».

Особо Тацит акцентировал внимание читателей на том, что «пороки там ни для кого не смешны, и развращать и быть развращенным у них не называется идти в ногу с веком». Не прошло мимо пристального взгляда Тацита и то, что «ростовщичество и извлечение выгоды из него германцам неизвестно и это оберегает их от него надежнее, чем, если бы оно воспрещалось».

Трактат Тацита, построенный на неявном сравнении образа жизни, обычаев, черт характера римлян и германцев, общественного устройства союза германских племён и Римской империи, по сути, был первым в истории европейской общественной мысли трудом, где давалась критика цивилизации как таковой. В своём труде Тацит особо отметил, что одновременно с прогрессом в развитии культуры общество утрачивает первоначальный дух свободы, а переизбыток материальных благ приводит его к корыстолюбию и порокам. Таким образом, Тацита можно считать первым автором, сформулировавшим идею о том, что цивилизация несет с собой не только благо, но и зло.

В этом, думается, прежде всего, необходимо видеть заслугу Тацита, так как до него мир цивилизации (а по представлениям древних римлян, это было географическое пространство, ограниченное рамками Римской империи) воспринимался исключительно в позитивном ключе. Говоря другими словами, Тациту принадлежит приоритет в постановке проблемы, которая и до сегодняшнего дня не потеряла своей актуальности, - проблемы соотношения культуры и цивилизации.

Следует также отметить, что Тацит первым из европейских мыслителей сформулировал критерии, позволяющие провести пограничную линию между странами и государствами цивилизованными и нецивилизованными. По его мнению, цивилизованные народы жили в городах, они были способны возделывать землю и получать обильные урожаи, обрабатывать металлы и создавать произведения искусства. Признаком цивилизованности, по Тациту, являлось имущественное и профессиональное расслоение общества, выделение в нем людей, занимавшихся специализированной деятельностью, связанной с управлением, судопроизводством, отправлением религиозных обрядов, смена форм брака и изменение его роли в общественной жизни.

По сути, Тацитом назывались все те признаки, на которых акцентирует внимание большинство этнографов XX-XXI вв., исследовавших в своих сочинениях проблемы культурно-исторической типологии и стадий исторического развития человеческого общества. Тацита, наряду с греческими авторами, можно отнести к числу первых этнографов, заложивших основы исследования локальных культур, выработавших принципы систематизации этнографического материала, на которые опираются в своих исследованиях и современные этнологи.

После Тацита практически никто из римских мыслителей этнокультурологическими проблемами не занимался. Общественную мысль Древнего Рима периода заката волновали совершенно иные вопросы, и прежде всего связанные с утверждением нового - христианского - мировоззрения. Духовная атмосфера тех лет отнюдь не стимулировала разработку культурологической проблематики, которая постепенно была оттеснена на периферию философского поиска.

Главными историческими трудами Тацита являются «История» и «Анналы». Композиционно они очень близки и уже в древности часто рассматривались как единое сочинение. «История» появилась в период между 104 и 109 гг. н.э. Произведение состоит из 14 книг, которые охватывают время 69-96 гг. н.э., то есть правление императоров Гальбы, Отона, Вителлия, а из династии Флавиев - Веспасиана (69-79 гг. н.э.), Тита (79-81 гг. н.э.) и Домициана (81-96 гг.н.э.). Тацит описал период, в который жил он сам. Сохранились книги II-V, часть книги V, посвященные 69-70 гг. н.э. После начала правления Веспасиана не хватало описания правления Тита и Домициана. В «Истории» Тацит писал «о временах, исполненных несчастий, изобилующих жестокими битвами, смутами и распрями, о временах диких и неистовых даже в мирную пору».

Повествование Тацита лишено высокого героического пафоса, который вдохновлял историков, писавших о республиканском Риме. Тациту очевидно крушение основ римского общества, падение нравов, попрание свобод, всеобщее безразличие к судьбе государства. В императорскую эпоху содержанием истории стала борьба за власть, поэтому движение событий Тацит передал через столкновение характеров; драматизм эпохи находил выражение в неповторимом напряженном стиле его прозы. Историк считал, что «золотой век» Рима остался в прошлом, и ощущал свое одиночество в мире, где было утрачено само понимание староримских этических идеалов, чуждых эпохе, в которой он жил и творил.

«Анналы» создавались немного позже «Истории», Тацит писал их с 109 по 116 гг. н.э. Возможно, они состояли из 16 книг, которые охватывали период 14-68 гг. н.э., то есть правление императоров из династии Юлиев–Клавдиев. Сохранились книги I-IV, часть V и VI, XI без начала, XVI без конца. В них рассказывается о правлении Тиберия (14-37 гг. н.э.), последнем периоде правления Клавдия (41-54 гг. н.э.) и о начале правления Нерона (64-68 гг. н.э.). Не хватает сведений о правлении Калигулы (37-41 гг. н.э.), Клавдия (41-47 гг. н.э.) и Нерона (66-68 гг. н.э). Оценивая предшествующую историографию, Тацит полагал, что знаменитые историки весьма красноречиво рассказали, а значит, и увековечили былые победы и неудачи римского народа. С момента битвы при Акции (31 г. до н.э.), когда власть оказалась в одних руках, правду начали фальсифицировать, ибо одни писатели льстили власть имущим, другие же их ненавидели. Тацит старался писать без пристрастия. Невозможно отрицать его точности в изложении фактов, но он всё же приводил собственную трактовку и не всегда был объективен. Тацит писал с явной морализаторской тенденцией. Мерой человека для него являлась добродетель, отсутствие которой он считал вырождением и упадком. Задачу «Анналов» он определил так: «Я считаю важнейшей обязанностью анналов сохранить память о проявлениях добродетели и противопоставить бесчестным словам и делам устрашение позором в потомстве».В изложении истории Тацит не принимал во внимание всю империю, но ограничился историей города-государства. Об Италии, провинциях и людях, делавших там политику, Тацит говорил мимоходом. Зато он выдвинул на первый план фигуры императоров и придворных. В оценке их деяний историк оказался также хорошим психологом. Однако вследствие личных переживаний, особенно при Домициане, подозрительности и пессимизма, предпочитал подчеркивать их проступки. Риторику Тацит применял очень сдержанно, но прибегал к ней в потрясающих зрителя описаниях, рассчитанных на эффект.

Вопрос об источниках Тацита довольно запутан. Его ссылки, как правило, безымянны: «некоторые авторы», «многие», «очень многие», «историки тех времен», «некоторые утверждают», «некоторые отрицают». В «Истории» он ссылался на Плиния Старшего и записки Мессалы. В «Анналах» цитировал Плиния Старшего, Фабия Рустика, записки Юлии Агриппины Младшей, Домиция Корбулона, протоколы сената и римские хроники. Вначале Тацит писал под влиянием стиля Саллюстия и Марка Туллия Цицерона и на этой основе развил собственный оригинальный стиль, который отличали сдержанность, суровость и лаконичность манеры выражения. Читатель должен понять больше, чем написано. В синтаксисе, в подборе выражений Тацит избегал всего привычного. Он употреблял поэтические слова и обороты.

Таким образом, в мастерстве Тацита гармонично сочетались искусство литератора и историка, его описания эпохи являются подлинными шедеврами. Тацит – противник тирании, ненависть к тиранам пронизывает все его сочинения. Историк, по мнению Тацита, должен беспристрастно описывать добрые дела и подвиги, преступления и позор, чтобы читатель избрал для себя примеры и для подражания, и для порицания. Тацит принадлежит к представителям художественно-дидактического направления в античной историографии. Диалектическое понимание истории в ее противоречиях составляет самую ценную черту Тацита как историка. Главным условием успеха исторического сочинения, считал Тацит, является яркое, увлекательное изображение событий политической и военной истории Римской империи. Отдавая дань традициям, многие причины поражений и побед, убийства тиранов и злодеяний римлян в провинциях он объясняет влиянием богов, рока, судьбы, а не закономерностями исторического развития.

Плиний Младший восхищался литературными талантами Тацита и предрекал «Истории» бессмертие: «Предсказываю – и мое предсказание не обманывает меня, – что твоя «История» будет бессмертна; тем сильнее я желаю (откровенно сознаюсь) быть включенным в неё». 22 Но, несмотря на это, современники не оценили сочинений Тацита: время созданий монументальных исторических трудов отошло в прошлое. В последующий период Тацит считался трудным по стилю неклассическим автором и был известен только учёным. Только в IV веке н.э. к произведениям Тацита обратился Аммиан Марцеллин. Сидоний Аполлинарий в V веке высказывал одобрение произведениям Тацита. Христианских писателей в нём отталкивало непонимание новой веры. Таким образом, Тацит мало повлиял на духовное развитие древнего мира. В средние века рукописи его покоились во мраке монастырских книгохранилищ, редко упоминаемые летописцами – лишь в IX веке Рудольф Фулдский продемонстрировал знакомство с некоторыми произведениями Тацита. Только с XIV века они вновь появляются на свет, и открывается эра нового влияния Тацита.

Рукописи его разыскивали учёные, светские меценаты и Римские папы давали средства на это. Сочинения Тацита начали печататься с 1469 года и с XVI века являлись предметом всё растущего интереса политиков, учёных и писателей различных стран. Тогда уже возникли многочисленные издания и толкования. В XVII веке Тацит стал очень популярен во Франции именно с литературной стороны: он привлекал французских филологов и вдохновлял поэтов. В XVIII веке Вольтер отдал честь его таланту, Монтескьё на нём основывал свое понимание истории Рима, Руссо и энциклопедисты находили много духовного родства с ним. Сильный философский и политический интерес к Тациту пришёл в XIX веке, его ненавидел Наполеон I. В этот период началась эпоха специального научного изучения Тацита как писателя. В нашей стране крупнейшим исследователем трудов Тацита является Георгий Степанович Кнабе, историк, филолог, культуролог. Он первым издал собрание сочинений Корнелия Тацита в 2-х томах, написал биографию великого историка, посвятил ему несколько статей в «Вестнике древней истории». В 1983 году Г. С. Кнабе защитил докторскую диссертацию на тему «Корнелий Тацит и социально-политические противоречия раннего принципата в Риме».

Таким образом, можно заключить, что творческое наследие Публия Корнелия Тацита оказало значительное влияние на мировоззрение учёных эпохи Просвещения и по сей день остаётся одним из важнейших источников по истории Рима начала нашей эры.

20. Письмо Клавдия было вручено Корбулону, когда он уже укреплял лагерь на земле неприятеля. Пораженный неожиданным приказанием и волнуемый противоречивыми чувствами, опасаясь ослушаться императора и одновременно предвидя презрение варваров и насмешки союзников, он промолвил: «О, какими счастливцами были некогда римские полководцы!», - и, не добавив больше ни слова, подал сигнал к отступлению. Однако, чтобы не дать воинам закоснеть в праздности, Корбулон провел канал между Мозой и Рейном длиною в двадцать три тысячи шагов, который избавлял от необходимости подвергаться превратностям плаванья по Океану. И Цезарь даровал ему триумфальные отличия, хотя и не дозволил вести войну. Немногим позже той же почести был удостоен и Курций Руф, построивший в области маттиаков рудник для разработки сереброносных жил. Добыча в нем была незначительной и вскоре иссякла. Копать водоотводные рвы и производить под землею работы, тяжелые и на ее поверхности, не говоря уже об изнурительности труда, было сопряжено для легионеров также с материальным ущербом. Выведенные этим из терпения, воины тайно составляют от имени нескольких армий, поскольку их товарищам приходилось претерпевать то же самое в различных провинциях, письмо императору, умоляя его заранее жаловать триумфальные отличия всякому, кого он собирается поставить во главе войска.

21. О происхождении Курция Руфа, о котором некоторые передают, что он сын гладиатора, не стану утверждать ложного и стыжусь сказать правду. Достигнув зрелого возраста, он отправился в Африку вместе с квестором, которому досталась эта провинция; и вот, когда он как-то в полуденный час бродил в одиночестве по опустевшим портикам города Адрумета, ему предстало видение в образе женщины большего роста, нежели человеческий, и он услышал следующие слова: «В эту провинцию, Руф, ты вернешься проконсулом». Окрыленный таким предсказанием, он по возвращении в Рим благодаря щедрой поддержке друзей и острому уму получил квестуру, а затем по избрании принцепса - и претуру, хотя его соперниками были знатные лица, причем Тиберий, набрасывая покров на его постыдное происхождение, заявил: «Руф, как мне кажется, родился от себя самого». Дожив до глубокой старости, с высшими отвратительно льстивый, с низшими - надменный, с равными - неуживчивый, он добился консульства, триумфальных отличий и наконец провинции Африки, прожив жизнь в соответствии с предсказанною ему судьбою.

22. Между тем в Риме в толпе явившихся приветствовать принцепса был обнаружен имевший при себе меч римский всадник Гней Ноний, причем ни тогда, ни позднее не были выяснены причины задуманного им преступления. Истерзанный пытками, он признался в своей злокозненности, но не назвал сообщников, и неизвестно, утаил ли он их или их не было. При тех же консулах Публий Долабелла внес предложение, чтобы избранные на должность квесторов ежегодно давали на свои средства представление гладиаторов. У наших предков магистратура была наградою за добродетели, и каждому гражданину, полагавшему, что он справится с нею, дозволялось ее домогаться; и даже возраст не мог быть препятствием к получению консульства или диктаторских полномочий, хотя бы и в ранней молодости . Квестура была учреждена еще при власти царей, что доказывает возобновленный Луцием Брутом куриатский закон . Право их выбора оставалось за консулами, пока и на эту почетную должность не стал избирать народ. Первыми избранными им квесторами были Валерий Потит и Эмилий Мамерк, на шестьдесят третьем году после изгнания Тарквиниев; им было вменено в обязанность сопровождать отправляющихся на войну консулов. Затем в связи с возрастанием числа дел и их усложнением было добавлено еще двое квесторов, которым поручалось вести лишь городские дела; в дальнейшем количество квесторов было удвоено, так как к тому времени уже вся Италия платила нам подати и к этому присоединялись, кроме того, поступления из провинций; еще позже, по закону Суллы, было избрано двадцать квесторов для пополнения состава сената, которому было поручено вершить правосудие. И хотя всадники снова получили в свое ведение суд, квестура предоставлялась без каких-либо иных оснований, кроме достоинства кандидатов или расположения тех, кто их избирал, пока, по предложению Долабеллы, она не стала как бы продаваться с торгов.

23. В консульство Авла Вителлия и Луция Випстана , когда было намечено пополнение римского сената и знатные из той Галлии, что зовется Косматою, давние наши союзники, получившие наше гражданство, стали домогаться для себя права быть избранными на высшие должности в государстве, этот вопрос начали горячо обсуждать и было высказано много различных мнений. И в окружении принцепса голоса разделились. Многие утверждали, что Италия не так уж оскудела, чтобы не быть в состоянии дать сенаторов своему главному городу. Некогда единокровные с нами народы довольствовались уроженцами города Рима, и никто не стыдится нашего государства, каким оно было в древности. Больше того, и посейчас вспоминают об образцах доблести и величия, явленных римским характером при былых нравах. Или нам мало, что венеты и инсубры прорвались в курию, и мы жаждем оказаться как бы в плену у толпы чужеземцев? Но какие почести останутся после этого для нашей еще сохранившейся в небольшом числе родовой знати или для какого-нибудь небогатого сенатора из Лация? Все заполнят те богачи, чьи деды и прадеды, будучи вождями враждебных народов, истребляли наши войска мечом, теснили под Алезией божественного Юлия! Это - из недавнего прошлого. А если вспомнить о наших предках, которые пали от тех же рук у подножия Капитолия и крепости в Риме! Пусть, пожалуй, галлы располагают правами граждан; но никоим образом нельзя делать их достоянием сенаторские отличия и воздаваемые высшим должностным лицам почести!

24. Эти и подобные соображения не убедили принцепса; он, слушая их, возражал и, созвав сенат, обратился к нему со следующей речью: «Пример моих предков и древнейшего из них Клавса, родом сабинянина, который, получив римское гражданство, одновременно был причислен к патрициям, убеждает меня при управлении государством руководствоваться сходными соображениями и заимствовать все лучшее, где бы я его ни нашел. Я хорошо помню, что Юлии происходят из Альбы, Корункании- из Камерия, Порции - из Тускула, и, чтобы не ворошить древность, что в сенате есть выходцы из Этрурии, Лукании, всей Италии, и, наконец, что ее пределы были раздвинуты вплоть до Альп, дабы не только отдельные личности, но и все ее области и племена слились с римским народом в единое целое. Мы достигли прочного спокойствия внутри нашего государства и блистательного положения во внешних делах лишь после того, как предоставили наше гражданство народностям, обитающим за рекой Падом и, использовав основанные нами во всем мире военные поселения, приняли в них наиболее достойных провинциалов, оказав тем самым существенную поддержку нашей истомленной империи. Разве мы раскаиваемся, что к нам переселились из Испании Бальбы и не менее выдающиеся мужи из Нарбоннской Галлии? И теперь среди нас живут их потомки и не уступают нам в любви к нашей родине. Что же погубило лакедемонян и афинян, хотя их военная мощь оставалась непоколебленной, как не то, что они отгораживались от побежденных, так как те - чужестранцы? А основатель нашего государства Ромул отличался столь выдающейся мудростью, что видел во многих народностях на протяжении одного и того же дня сначала врагов, потом - граждан. Пришельцы властвовали над нами; детям вольноотпущенников поручается отправление магистратур не с недавних пор, как многие ошибочно полагают, но не раз так поступал народ и в давние времена. Мы сражались с сенонами. Но разве вольски и эквы никогда не выходили против нас на поле сражения? Мы были разбиты галлами, но отдали мы заложников и этрускам, а самниты провели нас под ярмом . И все же, если припомнить все войны, которые мы вели, то окажется, что ни одной из них мы не завершили в более краткий срок, чем войну с галлами; и с того времени у нас с ними нерушимый и прочный мир. Пусть же связанные с нами общностью нравов, сходством жизненных правил, родством они лучше принесут к нам свое золото и богатство, чем владеют ими раздельно от нас! Всё, отцы сенаторы, что теперь почитается очень старым, было когда-то новым; магистраты-плебеи появились после магистратов-патрициев, магистраты-латиняне - после магистратов-плебеев, магистраты из всех прочих народов Италии - после магистратов-латинян. Устареет и это, и то, что мы сегодня подкрепляем примерами, также когда-нибудь станет примером».

ТАЦИТ ПУБЛИЙ КОРНЕЛИЙ - римский государственный деятель и историк.

Получил риторическое образование в Риме, где его учителями были Марк Апр, Юлий Секунд и, возможно, Квинтилиан . Тацит занимался адвокатской деятельностью, в 77 или 78 году женился на дочери Гнея Юлия Агриколы, который помогал ему в карьере. Тацит был военным трибуном, квестором, эдилом и претором, вошел в состав сената, был другом Плиния Младшего . В 88 году стал членом коллегии квиндецимвиров и участвовал в проведении Секулярных игр . После мятежа Луция Антония Сатурнина (январь 89 года) Тацит на несколько лет покидает Рим; вероятно, это время он провел на Рейне в качестве наместника одной из провинций. В 97 году Нерва назначает его консулом-суффектом. В 112-113 годах Тацит назначен проконсулом в Азию.

Все дошедшие до нас сочинения Тацита были написаны после смерти Домициана . Это «Диалог об ораторах», «О жизни и характере Юлия Агриколы» («Агрикола»), «О происхождении и положении германцев» («Германия»), «История» и «От кончины божественного Августа» («Анналы»). До нас дошли несколько свидетельств о речах, которые произнес Тацит, ни одна из них не сохранилась, но его взгляды на красноречие нашли отражение в «Диалоге об ораторах». Исследуя причины упадка красноречия, Тацит обращает внимание на изменение его статуса в Риме и исчезновение политических речей и несовершенство школьного образования, отводящего большую часть времени пустым декламациям. Подлинное красноречие находит почву в гражданских распрях, а не спокойствии государства. Завершает диалог тезис о том, что утрата свободы - плата за восстановление мира. При выборе между цицероновским классицизмом и азианством Сенеки Тацит предпочитает Цицерона.

В память о своем тесте, умершем в 93 году, Тацит написал биографическое сочинение «Агрикола», в центре которого находится рассказ о римском завоевании Британии. Хотя Агрикола служил Домициану, Тацит отличает благо Рима от блага императора и заявляет, что и при дурных принцепсах могут существовать выдающиеся люди. Агрикола отказывается как от раболепия перед принцепсом, так и от бессмысленной борьбы с ним. «Германия» - географо-этнографическое сочинение, где Тацит как рассказывает о Германии в целом, так и характеризует отдельные племена (гельветов, кимвров, галлов и т.д.).

В «Германии» Тацит описывает добродетели германцев и пороки римлян, испорченных благами цивилизации.

Главные труды Тацита относятся к области историографии. «История» была написана между 104 и 109 годами и состояла из 14 книг, охватывавших период от событий после смерти Нерона до убийства Домициана (69-96 годы); сохранились книги I-IV и часть V, посвященные 69-70 годам. «Анналы» создавались со 109 по 116 год, они состояли из 16 книг, рассказывающих о времени от смерти Августа до Нерона (14-68 годы). До нашего времени дошли книги I-IV, часть V и VI, с XI (без начала) до XVI (без конца).

Тацит заявляет, что будет писать историю без гнева и пристрастия (sine ira et studio); в приведенных им фактах нет оснований сомневаться, но их трактовка не всегда объективна. Тацит писал с морализаторских позиций, главное для него - добродетель (virtus) человека, а отсутствие ее - вырождение и упадок. На переднем плане изложения Тацита находится Рим и императорский двор, что дает ему неисчерпаемый источник для изображения пороков и недостатков принцепсов и их приближенных. К простому народу и неримскому миру он не испытывает ни интереса, ни симпатии.

В отношении человеческой природы Тацит пессимистичен, но, как и в «Диалоге», он не отрицает того, что принципат обеспечил государству мир и стабильность. В XV книге содержится одно из первых упоминаний о христианах в римской литературе (обвинение их в поджоге Рима и преследование Нероном). В своих трудах Тацит пользовался как собственными наблюдениями и данными, полученными от очевидцев событий, так и сочинениями предшественников - Плиния Старшего , Фабия Рустика, записки Агриппины Младшей и Домиция Корбулона, протоколы сената и римские хроники.

Тацит послужил источником для Аммиана Марцеллина и христианских писателей поздней античности.

Сочинения :

Cornelii Taciti libri qui supersunt / Ed. E. Koestermann. Vol. I-II. Lipsiae, 1965-1969;

Тацит. Сочинения в двух томах / Отв. ред. С. Л. Утченко. СПб., 1993.

Библиография :

Suerbaum W. Zweiundvierzig Jahre Tacitus-Forschung: Systematische Gesamtbibliographie zu Tacitus’ Annalen 1939-1980 // ANRW. Bd. II.33.2. Berlin; New York, 1990. S. 1032-1476;

Benario H. W. Six Years of Tacitean Studies. An Analytic Bibliography on the “Annales” (1981-1986) // ANRW. Bd. II.33.2. Berlin; New York, 1990. S. 1477-1498;

Benario H. W. Recent Work on Tacitus: 1984-1993 // CW. Vol. 89. 1995. P. 89-162

Иллюстрация :

Современная статуя Тацита. Здание парламента. Вена.